Грациллоний смутно что-то припомнил. Позднее постарался осмыслить разговоры с аквилонским трибуном. Должного внимания он им тогда не придал: ведь в то время у него было слишком много неотложных забот.
— Да, но тогда я и не предполагал, что это будет так плохо, — признался Грациллоний.
Апулей покачал головой:
— Мы не одиноки. Боюсь, не поздоровится всей Арморике.
— Ну, ладно… увидимся позднее. Завтра? — Грациллоний глубоко вздохнул. — Надо ехать, говорить с ними. Дело не терпит отлагательства. Ведь они мои люди.
Ударил пятками в бока лошади. Фавоний радостно встрепенулся, топнул копытом и пустился рысью. Грациллоний оглянулся. Страх прошел. Воля укрепилась. Он готов был сражаться как за семью сенатора, так и за каждого жителя в отдельности. Помахал на прощание рукой. Улыбнулся Верании. Она выпрямилась и помахала в ответ.
Стараясь не спешить, двинулся по берегу реки. Солнце добралось до горизонта. На поля надвинулись сумерки, но вода и кроны деревьев отсвечивали золотом. До полной темноты оставался час. Птицы возвращались в гнезда. Прохладная музыка ручья смешивалась с топотом копыт. Поскрипывало седло. От жеребца исходил теплый сладковатый запах. Грациллоний притронулся к ножнам. Это его земля. Он обязан питать и защищать ее. Да не прекратится с ним его род.
Нужно дать Руфинию время объехать колонию и созвать людей на собрание. А он тем временем заедет домой, позаботится о Фавоние и себя приведет в порядок. А, да… надо надеть боевое облачение, заказанное для него Апулеем. Сегодня он предстанет перед народом как вождь и защитник.
V
Спустились сумерки. Прошли сутки с момента победы над зверем. На темно-синем небе светила, словно лампа, луна. Лес зубчатой стеной вставал за Апулеевой дачей. Мерцали звезды. Стоя на крыльце, Грациллоний смотрел на толпу. В темноте она походила на большого застывшего в ожидании зверя, а факелы — на символы открытого неповиновения. Руна вынесла на крыльцо табуреты и поставила на них фонари, иначе толпа бы его не разглядела. Тускло светились кольчуга, шлем с гребнем, клинок меча, вынутый из ножен. Руна стояла позади Грациллония.
— …держитесь, — голос его гремел над толпой. — Тем, кто попытается разбить нас, ответим — нет! Мы просили оставить нас в покое, хотели сами распоряжаться своей жизнью. Они нас не послушали. Ну что ж, тем хуже для них! Скорого конца неприятностям я не обещаю. Нам придется пойти на уступки и заплатить справедливые налоги Римской империи, которая стала теперь и вашей матерью. Защитить права непросто, но мы это сделаем, а пока идет борьба, ваш долг — выполнять свои ежедневные обязанности и ничего не бояться. Не бойтесь. Послушайте меня. Вы, наверное, знаете, что людей приравнивают к товару. И женщин, и мужчин. Да и родители, бывает, вынуждены продавать детей в рабство. Я сам это видел. Обещаю, этого больше никогда не будет… если мы будем тверды. Тем более, что и римские законы это запрещают. Теперь еще вопрос: становиться ли нам гражданами? Если бы мы стали законной федерацией, были бы лучше защищены. С другой стороны, империи нам пока предложить нечего. Об этом нужно хорошенько подумать и прислушаться к советам умных и сильных людей. А такие люди у нас есть. Это Апулей, сенатор и трибун, и епископ Корентин, глава нашей церкви. Доверьтесь им.