— А завтра мы пойдем еще? — с надеждой в голосе спросил один из них.
Король нахмурился:
— Может быть. Хотя не обещаю. Кто знает, может, нам придется срочно пуститься в обратный путь. Сюда наверняка прибудут римляне, и они, разумеется, возьмут с собой солдат. Ну, там будет видно.
В эту ночь он не мог уснуть.
Ветер шептал, море бормотало. В звуках этих ему чудилась песня. Песня-причитание. В ней слышалось что-то мстительное. Она холодила и ранила душу. И в то же время в ней была своеобразная красота. Красота коршуна в полете или кита-убийцы в тот момент, когда он поражает жертву. Звуки эти, словно пальцы, проникли в грудную клетку и мучили заключенное в нее сердце. Он под конец не вынес этого. Развернув килт, встал и, обернувшись в него снова, вышел в кромешную темноту ночи.
На берегу догорал костер. Он едва мог различить растянувшихся на сухой траве солдат. Чуть поблескивал наконечник копья караульного. Солдат встрепенулся и подошел к королю узнать, в чем дело.
— Тс-с… — прошептал Ниалл и пошел прочь.
По небу бежали рваные облака. На востоке же луна, казалось, остановила окружавшие ее тучи и сама поплыла между ними. Время частично подточило ее, так же, как приливы постепенно подточили то, что еще оставалось от Иса. На мощеной дороге блестела роса, булыжники были скользкими под босыми ногами. В окружении массивных берегов серебрилась бухта. Он шел словно в трансе. Возле воды ветер выл громче, море беспокойно металось.
Ниалл остановился возле линии прилива, рядом с рухнувшей дамбой и руинами двух башен, прозванных Братьями. Осмотревшись, увидел обнаженные отливом акры развалин. С презрением к самому себе вспомнил, как грабил оставшиеся без защиты дома. В неверном свете луны различил фонтаны, скульптуры, дорогу Тараниса, которая совсем недавно вела к Форуму. На дороге Лера — груда камней. Вероятно, это все, что осталось от храма Белисамы. Где-то рядом был дом Дахут. Подле ног его лежал череп. Может, это череп человека, которого он знал, а может… он содрогнулся. Нет, это мужской череп.
Ее череп должен походить на камею, вышедшую из-под резца искусного мастера.
Так как был он босиком, дальше не пошел. Скрестив на груди руки, вождь смотрел на бьющиеся о берег волны и чего-то ждал.
Песня, несмотря на шум ветра и волн, звучала все громче. В ней слышались тоска и вызов, смех и боль, арфа и нож и бесконечное, бесконечное одиночество. В волнах кто-то резвился, белый, как морская пена. Кто там, тюлень? Нет, сирена, длинная и гибкая, с высокой грудью, узкой талией и округлыми бедрами. Она пела ему песню о возмездии: «Я возмездие. Ты будешь вечно служить мне за любовь, что сильнее смерти. Во имя этой любви, Ниалл, не будешь ты знать покоя до тех пор, пока Ис не уйдет окончательно на дно, не утонет, как утонула я. Это твой долг, король Темира. Долг чести перед той, кого ты предал. Любовь ее да пребудет с тобой навсегда».