Когда они переходили через Бродвей, перед ним встал новый вопрос. При ярком свете электрического фонаря он вдруг увидел Лиззи Конолли и ее хихикающую подругу. Только секунду он колебался — затем снял шляпу и поклонился. Он не мог изменить своим принципам: поклон его предназначался не одной Лиззи Конолли — он снял шляпу перед чем-то большим. Она кивнула ему и кинула на него смелый взгляд, не мягкий и нежный, как взгляд Рут; ее красивые жесткие глаза скользнули по нему и остановились на Рут, внимательно рассматривая все детали ее лица, ее костюм, определяя ее общественное положение. Он заметил, что и Рут тоже оглядела Лиззи быстрым взглядом своих застенчивых и кротких, как у голубки, глаз, и в этот миг успела заметить все — и шляпу странного фасона, и дешевый наряд, свидетельствовавший о принадлежности девушки к рабочему классу.
— Какая хорошенькая девушка! — произнесла Рут несколько секунд спустя.
Мартин мысленно поблагодарил ее, а вслух ответил:
— Не сказал бы. Конечно, как на чей вкус, но, по-моему, она вовсе уж не такая хорошенькая.
— Да что вы! Такие правильные черты можно встретить у одной женщины из тысячи. Она прелестна. Лицо у нее точеное, словно камея. И глаза необычайно красивы.
— Разве? — рассеянно спросил Мартин. По его мнению, во всем мире была только одна красивая женщина, и она шла в этот момент с ним под руку.
— Разве? Да если бы эту девушку одеть как следует и научить держаться, вы были бы от нее без ума, мистер Иден, как и все мужчины.
— Ее пришлось бы научить говорить, — сказал он, — иначе большинство мужчин не поняли бы ее. Я уверен, что вы и четверти не разобрали бы, если бы она заговорила с вами так, как привыкла.
— Пустяки. Вы, как и Артур, всегда отстаиваете свое мнение.
— А вы забыли, как я говорил, когда мы с вами увиделись в первый раз? С тех пор я выучился новому языку. До сих пор я говорил так, как эта девушка. Теперь я уже настолько усвоил ваш язык, что могу сказать на нем: язык, на котором говорит эта девушка, совершенно непонятен для вас. А знаете, почему она так держится? Я теперь начал задумываться над подобными вещами, хотя раньше никогда не обращал на них внимания, и я теперь стал понимать… многое.
— Ну, почему же она так держится?
— Она несколько лет работала, стоя долгие часы за машиной. В молодости тело гибкое; оно, точно мягкая глина, поддается лепке и принимает ту или другую форму, в зависимости от характера работы. Я с первого взгляда могу определить профессию рабочего, которого вижу на улице. Возьмите меня, например. Почему у меня такая раскачивающаяся походка? Потому, что я столько лет плавал на судах. Если бы я в те же годы, когда тело мое было еще молодо и гибко, не служил бы матросом, а был бы ковбоем, то не ходил бы так и были бы у меня кривые ноги. Так же и эта девушка. Вы заметили в ее взгляде какую-то жесткость, если можно так сказать? Это потому, что никто никогда о ней не заботился. Ей всегда приходилось полагаться только на себя, а при таких обстоятельствах не может сохраниться мягкое, нежное выражение, как… как у вас, например.