Андре задвинул шторы и подумал, что нужно скрыть следы своего вторжения. Он поднял с пола халат, снова положил на кровать и расправил как было. Выйдя из комнаты, тут же спохватился, что не погасил свет, вернулся, нервы его были напряжены до предела. На стенах висели только фотографии (войдя, он не обратил на них внимания), запечатлевшие жестокие сцены: американские полицейские в касках с козырьками, со щитами и дубинками, готовые двинуться вперед сквозь пелену слезоточивого газа; партизаны с плоскими носами на фоне остроконечных, словно сабли, агав; скрюченные трупы молодых людей на какой-то лестнице, а на заднем плане — стоящие на изготовку черноволосые низкорослые солдаты за рядом огромных пальм. Дольше всего он задержался перед фотографией голого по пояс мужчины, привязанного к дереву и смотревшего не в сторону направленных на него винтовок, а в объектив. На его лице нельзя было прочесть ни страха, ни тоски. Что-то другое. Словно он взглядом котел вырваться из своего тела, уйти от самого себя.
На улице ночной воздух словно холодной рукой коснулся его лба. Андре ускорил шаг, чтобы побыстрее уйти отсюда, оставить позади тяжкий груз накопившейся злобы.
Когда он проходил по мосту, на его часах было начало восьмого. Ярко освещенный катер скользил по Большому каналу к Пьяцца Сан-Марко. Что сказать Четтэуэю? На что, черт возьми, ему дался этот Четтэуэй? Все же Андре решил сдержать слово и позвонить ему.
Он пошел на переговорный пункт, назвал телефонистке номер гостиницы, сначала попросил бар, а потом, когда ему ответили, нетерпеливо вызвал Четтэуэя.
Когда англичанин подошел к телефону, Андре попытался говорить с ним спокойно и естественно, но это ему не удавалось.
— Это я, Меррест.
— Ах, дорогой Меррест! Ну что? Как там ваша Элен? Она согласна присоединиться к нашему маленькому празднику?
Четтэуэй говорил слишком оживленно, — должно быть, пропустил еще не одну рюмку.
— Элен нет дома, и я не знаю, где ее найти. Поверьте, очень сожалею.
— Я тоже сожалею. Очень.
— Итак, приятного вам вечера!
— Подождите, Меррест! Послушайте! Почему бы не…
Но Андре уже вышел из кабины.
Днем к Адальджизе зашла Марта, ей хотелось повидаться с Элен. Если тетя волновалась, ей не хватало воздуха, и она слегка хрипела: Марта специально явилась сообщить, что около полудня из Милана звонил Ласснер. Он сказал, что приедет поздно вечером, потому что у него еще много дел.
— Ну, конечно, он там всего на несколько часов после такого долгого отсутствия! Вполне понятно! — объяснила Марта.
Начав говорить, тетя уже не могла остановиться. Она сидела в старом кресле-качалке, на фоне простыней, развешенных в комнате по диагонали. На голове у нее была забавная шапочка от дождя, совсем круглая, с застежкой внизу, в ней Марта походила на старого карлика. Элен больше ее не слушала или слушала невнимательно. Ей хотелось, чтобы никто не нарушал ее блаженного спокойствия.