В то утро, когда они должны были расстаться, Элен проводила Ласснера до Пьяццале Рома. На корме катера, кроме них, никого не было. Они молча сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на серовато-синюю воду. По обоим берегам канала дворцы, окутанные легким туманом, казалось, были построены не из камня, а из какого-то воздушного теста, готового рассыпаться, раствориться в сером свете дня.
Вечером, чтобы не оставаться одной, она напросилась в гости к Карло и Марте, и, как они договорились, Ласснер позвонил ей туда. Он сказал, что полиция задержала какого-то подозрительного субъекта и на завтра назначена очная ставка. Кроме того, Эрколе Фьоре предлагал ему поехать в Ливан и привезти оттуда репортаж. По словам Ласснера, у Эрколе Фьоре была идиотская навязчивая идея: он считал, что третья мировая война начнется с «искры», которая вспыхнет на Ближнем Востоке. А потом Ласснер стал говорить ей нежные слова, а она с волнением их слушала.
На следующее утро Элен зашла к Пальеро, тот приклеивал на картон фотографию, сделанную Ласснером. На ней была снята сцена расстрела в бывшей Испанской Гвинее: семь автоматчиков-африканцев в полевой маскировочной форме целятся в полуголого смеющегося человека. Весь трагизм ситуации заключался именно в этом смехе, от которого еще больше сморщилось и без того морщинистое лицо старика. Пальеро считал, что он колдун. Старик выпил зелье, обладавшее, по его убеждению, волшебной силой и делавшее его неуязвимым для любых пуль. Колдун ликовал, в глазах его сквозила торжествующая уверенность в том, что он не умрет.
Взгляд старика преследовал Элен до самой ее комнаты. Но она не могла оставаться у себя. Здесь все напоминало о Ласснере, и это еще больше ее угнетало. Она решила выйти, немного побродить по городу, зайти в книжный магазин около театра Гольдони, но… оказалась на почте. Там ее ожидало только одно письмо. Когда она заметила на конверте почерк Андре, ей почудилось, что она видит беззубый рот и слышит смех черного колдуна.
Итак, с этим нелепым прошлым еще не покончено. Шел мелкий дождик. Она укрылась в какой-то подворотне. Может, разорвать письмо не читая? Элен вскрыла конверт: «Я непременно желаю знать твои намерения. Даже не говори мне, что хочешь меня бросить. Я с этим никогда не смирюсь». Слово «никогда» было подчеркнуто. Он писал также об Ивонне: «Она уже давно вне опасности. Я заставлю себя жить возле нее мирно, то есть без упреков и драм, зная неразумность и мстительность жены. Ее попытка самоубийства объясняется главным образом желанием испортить мою репутацию, навредить мне, настроить против меня друзей. Нет ничего Хуже жены, шантажирующей мужа самоубийством». Он исписал в таком духе полстраницы и закончил словами: «Ты наверняка получила мои письма, но не ответишь и на это. Ну ничего. Как только позволят дела, приеду в Венецию. Не думай, что сможешь от меня скрыться. Меня, милая, не так-то просто бросить».