Он вышел. На улице, конечно же, дождь! А ведь сколько кретинов едет сюда в свадебное путешествие заниматься любовью в этом болоте?! А вонь, господи! Ничего себе удовольствие: после обеда дышать этой гнилью!
Однако шел он не спеша. Как убить время? Он снова начал злиться на Элен. Ради него могла бы уж отменить эту поездку в Местре, о которой говорил мальчишка. Ведь она наверняка нашла под дверью его записку. Неужели Элен, такая пассивная по натуре, вдруг взбунтовалась? Честно говоря, именно пассивность больше всего нравилась ему в ней. Конечно, у нее прекрасное тело. И грудь как у античной статуи! Она никогда ни о чем не просила, не осмеливалась требовать свою долю наслаждения, с ней он не знал неуверенности, порой охватывавшей его с другими женщинами. Даже с Ивонной. Он считал, что знает причину этой неуверенности. Во время военной службы он как-то пошел с одной проституткой, девицей старше его, в убогую комнатенку — «Не обращай внимания, дорогой, у меня беспорядок», — где пахло крупой и прогорклым маслом. У девицы было ветхое бельишко, обвислые груди. Унижение и отвращение от тогдашней беспомощности преследовали его до сих пор. Он даже помнит, как она сказала насмешливо: «Что, милок, не получается?» И это мерзкое словечко «милок»! Он сделал вид, что воспринимает происходящее вполне благодушно, и стал ссылаться на усталость, на изнурительную казарменную муштру, но той на все это было наплевать. Она быстро оделась, однако не забыла потребовать свой «подарочек».
Дождь шел по-прежнему. Без конца. И эти переулки, от которых веяло смертью. Нет, ему явно нужна женщина. В это время года, когда клиентов мало, персонал гостиницы небольшой. В холле был лишь портье, человек лет пятидесяти. Он сидел за стойкой и читал какую-то спортивную газету, напечатанную на розоватой бумаге.
— Нельзя ли мне после обеда добыть какую-нибудь девушку, не слишком страшную?
— Вы пойдете к ней, мсье, или ей прийти к вам в номер?
— Лучше в номер.
— Вообще-то, — заметил портье с хитроватой усмешкой, — у нас это запрещено.
— Ну, так устройте как-нибудь.
Андре положил на стойку бумажку в десять тысяч лир.
— Поищем, мсье… — сказал портье, понизив голос.
— Пусть придет через час.
— Поищем.
Это «поищем» раздражало Андре.
— Если поиски увенчаются успехом, получите еще столько же.
— Пои… Положитесь на меня, мсье. Сейчас же этим займусь.
Направляясь к лифту, Андре взял со столика в холле несколько итальянских и французских журналов.
В номере Андре снял плащ, пиджак и галстук. По телефону заказал кофе и непременно очень горячий. Официант вошел в комнату, когда Андре был в ванной; и поставил поднос на столик. Чтобы не видеть мрачного неба, Андре попросил его закрыть окно и зажечь все лампы. От кофе стало лучше. Не разуваясь, Андре растянулся на кровати и закурил. Опять вернулось плохое настроение. Элен не позвонила. Вначале он ждал, уверенный, что она позвонит. Потом обратился к телефонистке. Нет, его никто не спрашивал. Глупейший поступок. От злости и раздражения он потерял всякий здравый смысл. Наконец, решил пойти к Элен. И опоздал! Опять подумал — при этом кровь прихлынула к вискам, — что именно он пошел к ней и тем самым унизил себя в собственных глазах. Это был маленький психологический опыт: если Элен позвонит, значит, она подчинилась. Опять стала покорной. Но нет, осечка! Впрочем, мальчишка говорил о какой-то больной приятельнице. Допустим, допустим… А на улице ветер. Словно по всему небосклону с жалобным криком несутся птицы. Андре начал было читать какой-то журнал. «Прима линеа» совершила нападение на банк в Милане: один убитый». Но он не мог сосредоточиться, ему казалось, что внутри у него пусто, как в доме, от которого остались только стены.