- А что ты умеешь делать?
- Заниматься фермерской работой.
- Здесь, в Канзас-Сити, это никому не нужно. Знаешь, тут вообще никакой работы не найти. Тяжелые времена настали. Мне еще повезло - хоть какая-то работенка есть! Смотри, чтоб тебя не забрали за бродяжничество. Но почему за это в кутузку волокут - мне не понятно. Те, у кого есть все, делают с теми, у кого нет ничего, что хотят.
- Поэтому вы и не выдали меня? - спросил Гэс.
- Я бы ни за что никого не выдал шпику. Пойдем со мной. Я иду выпить чего-нибудь.
- А что, сегодня вы не работаете? - Гэса удивило, что человек с утра собирается пить.
- Сегодня воскресенье, парень, - сказал рабочий. - Мне нужно опохмелиться - а то помру.
Гэс не совсем понимал, что значит опохмелиться и от чего можно умереть, если этого не сделать, но куда бы этот человек ни шел, идти с ним будет лучше, чем оставаться среди этих железнодорожных путей и вагонов.
Обойдя бесчисленное количество стоящих вагонов, переступив через бесчисленное количество шпал, пройдя мимо ремонтных мастерских и здания паровозного депо, они, наконец, вышли на улицу, по которой уже не бежали рельсы. Рабочий не задавал никаких вопросов, Гэс тоже ни о чем не спрашивал. Он постигал умение понимать многое из немногих слов.
Они подошли к дому, который напоминал мастерскую или цех; его передняя стена была обита жестью; на выкрашенной деревянной двери никакой надписи не было. Дверь выглядела запертой наглухо.
- Тут я тебя покину, сынок, - сказал пожилой рабочий. - Если ты пойдешь вон по той улице, никуда не сворачивая, то притопаешь прямо в центр Канзас-Сити. Но идти придется долго. И знаешь, парень, на твоем месте я б вернулся туда, откуда приехал.
- Верно, - сказал Гэс. А сам подумал: да, мистер, я бы так и поступил, если б мог. Но не могу.
Глядя на уходящую вдаль улицу, на закопченные, грязные дома, Гэс думал, что может быть, будет лучше, если он отдастся в руки полиции и покончит со всем этим делом. Улица действительно выглядела очень пустынной и безлюдной. И будущее казалось Гэсу совершенно неопределенным, ведущим в никуда, как и эта улица. А когда он вспомнил, что уехал без благословения матери, его охватила глубочайшая печаль.
Со всех сторон его обступали угрюмые многоквартирные дома - никогда раньше ему не доводилось видеть более мрачных жилищ. Он невольно держался поближе к бордюру - ему казалось, что из какой-нибудь подворотни вот-вот выскочит грабитель, маньяк, охваченный жаждой крови, и набросится на него с ножом, или начнет стрелять в него из пистолета, убьет, стащит с него всю одежду и начнет выть...