Когда она возвратилась, Коул и Джим посмотрели на нее одновременно с одинаковым нетерпением. Она рассмеялась.
— Уверена, что точно так же смотрели пещерные мужчины и дети на пещерную женщину, когда она появлялась с пищей.
Коул тоже засмеялся.
— А то выражение лица, которое было у вас, когда вы не могли разжечь огонь, наверное, видел пещерный мужчина, когда, возвратившись домой, обнаруживал, что обед не готов, потому что женщина все еще терла палкой о палку, высекая огонь.
Лорен заинтересованно спросила:
— И что же пещерный мужчина говорил тогда пещерной женщине, а, Коул?
Он улыбнулся и ответил:
— Агга багга.
Джим тотчас принялся бегать вокруг с криками «агга багга» и тереть палкой о палку.
Под мирное журчание ручья и щебетание птиц они, стоя рука об руку, готовили ужин. Потом все вместе сели за стол для пикника и приступили к еде. После ужина Лорен уложила Джима спать и возвратилась к столу, отогнав мысли, что не должна подвергать себя испытанию, оставаясь наедине с Коулом.
Сумерки сгущались. Лорен разлила по чашкам кофе, принесенное из кухни, и села рядом с Коулом.
— Если вас не смущает неприглядный вид пирога, может быть, съедим по кусочку, — предложила она, — я сама его испекла.
— Джим, похоже, уже отведал? — со смехом заметил Коул, указав на недостающий, отломленный кусок.
Лорен тоже звонко рассмеялась.
— Наверное, мне следовало приучить его есть пирог вилкой, да?
Коул покачал головой.
— Какая разница. Все мальчишки такие.
— Вы говорите это с большим знанием дела, — сказала Лорен, поднося чашку ко рту. — У вас есть дети?
Сердце Коула защемило от боли.
Успокойся, Коул. Она ничего не знает.
— Трое братьев.
Ее глаза округлились.
— Передайте своей маме мое сочувствие.
— Что вы! — сказал он, смеясь. — Мы были не такими уж скверными детьми.
— Ну да! А какая из ваших проказ была самой ужасной? — спросила она, откусывая от пирога.
Когда несколькими минутами раньше Лорен заходила в дом, она заколола волосы сзади, но одна прядь выбилась и теперь падала ей на лицо. У Коула появилось безумное желание притянуть Лорен к себе и завести эту прядь ей за ухо, но он знал, что прикасаться к ней было бы большой ошибкой. Это могло плохо кончиться.
— Самое ужасное, что я натворил? Трудно сказать, — уклончиво ответил он, барабаня пальцем по подбородку, словно рылся в своей памяти. — Все зависит от того, какой вид преступления вас больше интересует. Обыкновенные выходки, потасовки? Или преступления, за которые нас могли задержать, преступления, за которые могли привлечь к суду по делам несовершеннолетних, преступления, которые могли повлечь смертную казнь?