Мать совсем смешалась и ответила не сразу.
— Мы хотели спросить… может, вам надо постирать белье?
— Постирать? — переспросил он удивительно звучным голосом. — Постирать белье? Ну, войдите. Сейчас посмотрим.
Он учтиво посторонился, пропуская их, и закрыл дверь.
— Сейчас посмотрим, — повторил он, выдвигая один за другим ящики солидного шифоньера орехового дерева.
Дженни с любопытством оглядывала комнату. Никогда еще она не видела такого множества безделушек и красивых вещиц, как здесь — на камине и на туалетном столике. Мягкое кресло и рядом лампа под зеленым абажуром, на полу толстый пушистый ковер, несколько маленьких ковриков, разбросанных там и сям, — во всем такое богатство, такая роскошь!
— Присядьте, вот стулья, — любезно сказал сенатор, уходя в соседнюю комнату.
Преисполненные пугливой почтительности, мать и дочь из вежливости остались стоять, но сенатор, покончив с поисками, повторил приглашение. Они смущенно и неловко сели.
— Это ваша дочь? — спросил он миссис Герхардт, улыбаясь Дженни.
— Да, сэр, — ответила мать. — Старшая.
— А муж у вас жив? — расспрашивал он далее. — Как ваша фамилия? Где вы живете?
Миссис Герхардт покорно отвечала на все вопросы.
— Сколько у вас детей? — продолжал он.
— Шестеро, — ответила миссис Герхардт.
— Семья не маленькая, что и говорить. Вы, без сомнения, выполнили свой долг перед страной.
— Да, сэр, — ответила миссис Герхардт, тронутая его вниманием.
— Так вы говорите, это ваша старшая дочь?
— Да, сэр.
— А чем занимается ваш муж?
— Он стеклодув. Но только он сейчас хворает.
Они беседовали, а Дженни слушала, и большие голубые глаза ее глядели удивленно и пытливо. Всякий раз, как сенатор смотрел на нее, он встречал такой простодушный, невинный взгляд, такую чудесную улыбку, что ему трудно было отвести глаза.
— Да, — сказал он сочувственно, — все это очень печально. У меня тут набралось немного белья, вы его выстирайте, пожалуйста. А на той неделе, вероятно, будет еще.
Он сложил белье в небольшой, красиво вышитый синий мешок.
— В какой день вам его принести? — спросила миссис Герхардт.
— Все равно, — рассеянно ответил сенатор. — В любой день на той неделе.
Она скромно поблагодарила его и собралась уходить.
— Вот что, — сказал он, пройдя вперед и открывая перед ними дверь. — Принесите в понедельник.
— Хорошо, сэр, — сказала миссис Герхардт. — Спасибо вам.
Они ушли, а сенатор вновь принялся за чтение, но почему-то им овладела странная рассеянность.
— Печально, — сказал он, закрывая книгу. — В этих людях есть что-то очень трогательное.
Образ Дженни, полной изумления и восторга, витал в комнате.