Туман не по-летнему сгущался и виделся плотным, как кисель. Вокруг холодало. Туман становился все плотнее, обволакивая камни и деревья, словно всасывая окружающий мир… Вскоре казалось, что не осталось ничего, кроме этого молочного киселя и силуэта молчаливого спутника рядом…
И вдруг они вышли из дымки прямо в подворотню заснеженного дворика-колодца — самого обычного российского дворика…
Налетевший порыв ледяного ветра заставил Снегирева задрожать («Неужто и мертвецы мерзнут»?)
Еле успевая за Каировым (он не понял, когда и как на капитане оказалась выгоревшая плащ-палатка), полковник оказался возле одноподъездной панельной девятиэтажки…
Дверь с разбитым домофоном была приоткрыта. Темная широкая лестница на второй этаж. Каиров подошел к обшарпанной двери, металлической, из самых дешевых, пошарил за наличником, вытащил ключ, открыл лязгнувшую сталью дверь, и Снегирев вошел в душноватую полутьму.
Почему-то он подсознательно ожидал чего-то этакого. Если и не базы иновремян-инопланетян из прочитанного некогда романа, то затемненных штор и магически мерцающих кристаллов, как и положено в жилище нежити. Но это оказалась самая обычная «двушка» в советской панельной девятиэтажке — неказистое, но удобное и долговечное жилье, построенное во времена древние, до «отката» и «распила».
— Это квартира одного моего знакомого, — пояснил Каиров. — Сейчас тут никого нет, и я решил ею воспользоваться. Я уже говорил, нам проще всего посещать места, где мы когда-то бывали…
По старой военной привычке Снегирев осмотрел помещение. Ничего особенного — телевизор «Самсунг» и ДВД-плейер в нише старой румынской стенки, запыленный музыкальный центр, дорогущий стеклянный столик. В книжном шкафу стояли многоцветные глянцевые тома — в основном яркие обложки любовных романов и дамской фэнтези. Правда, имена на обложках, как и названия блокбастеров на дисках, были Снегиреву не знакомы. Другое дело, что он никогда подобной литературой и кинопродукцией не интересовался, а с тех пор, как жена перебралась к сыну и внучкам в Новую Зеландию, так вообще утратил представления о том, что происходит в масскульте.
Из набора духовной пищи он сделал логичный вывод, что квартира принадлежит скорее женщине. Но вот на столе стояли не вино и торт, как полагалось бы в этом случае, а армянский дорогой початый «Арарат» пять звездочек и нарезанный, уже пустивший слезу сыр, две полные рюмки… Снегирев подошел к окну…
По ту сторону стекла было зимнее утро, когда холодная тьма еще таится по закоулкам. Улицы покрывали иней и изморозь. Из перехода метро, словно черный поток, валила разношерстная толпа. Спешили куда-то по своим делам, быстрым шагом, толкая друг друга, угрюмо опустив глаза, топча промерзший асфальт. Судя по метро и домам, это Москва, хотя с тем же успехом может оказаться Новосибирск или Питер. Люди спешат, понурив головы, не поднимая глаз, словно им стыдно за то, что они ходят по этим улицам. Два смуглых дворника в оранжевых робах выгружают содержимое контейнера в мусоровоз. Что интересно, флаг, болтавшийся над какой-то официальной конторой через три дома от них, был красным.