И никто не заметил, что битва пошла не так, как планировалось…
Капитан Анохин в изнеможении опустил импровизированный монокуляр — половинку бинокля, какими уже лет шесть пользовались офицеры гарнизона, ибо оптики на всех не хватало. Правда, местные недавно научились делать свою, с линзами из горного хрусталя и стоившую двойной вес золота, но не так они богаты, чтобы золотом разбрасываться и покупать здешние дрянные подзорные трубы. Но будь у него хоть лучший цейссовский бинокль, хоть превосходная американская Травелер с линзами от Сваровски (какую снял в свое время с трупа курбаши под Гератом), больше он бы не узнал.
Противник решил-таки попробовать прорвать их позицию числом (на то, что Ундораргир не понял, что это за траншея напротив его войска, капитан не рассчитывал).
Итак, сейчас вражеский центр навалится на них, чтобы расчистить место для пресловутой «честной битвы». Правильно, но глупо. Даже если Ундораргир пройдет через них (что возможно), все равно прореженные свинцом сотни не смогут справиться со свежими силами союзников.
Но, похоже, сгрудившиеся толпой всадники, горячившие коней перед атакой, и их вожди про такое не думали. Поневоле вспоминались рассказы, слышанные в детстве от начальника их Суворовского училища, генерал-майора Гафура Бободжонова. Тот вспоминал, как в его лихой юности басмачи ходили в конном строю на пулеметы. Накурившись анаши и доведя камчой лошадок до бешенства, они со всей возможной скоростью мчались на позиции красноармейцев, и те, кто доходил, пускали в ход сабли и револьверы, иногда побеждая.
Георгий понимал, что шансы пережить это сражение, чем бы оно ни кончилось, у него невелики, но сам вызвался командовать. Во-первых, он как-то почти трое суток отбивался с неполным взводом от трех сотен афганских бородачей. Во-вторых… Кому-то же надо…
Тем более на войне как на войне. И погибнуть можно всегда и везде…
Но как бы то ни было, погибать он не собирался.
Траншея была отрыта в полный профиль — с бруствером и стрелковыми ячейками из мешков с землей и со второй линией, хоть и не такой глубокой и проходившей не позади, а впереди. Это посоветовал все тот же Камр Адай, чтобы вражеские лошадки не смогли преодолеть последние метры перед позициями одним прыжком.
Анохин почти упустил момент, когда враги ринулись вперед, прямо на окопы.
Ему не надо было отдавать команды, потому как уже с час по цепи было передано: «Открывать огонь по готовности».
Траншеи окутались дымом от дружного залпа, и в сторону атакующих устремились дымные трассеры. Но слишком мало было пулеметов, а пуще того — слишком сильно давил на плечи стрелков приказ экономить патроны. Поэтому капитан Анохин приказал прекратить стрельбу, когда враг перестал обтекать линию окопов. И напрасно, на позиции обрушился ливень стрел. Каждый из тысяч лучших степных лучников за то время, что на Земле именовали минутой, успевал выпустить по дюжине стрел. Пусть на дистанцию выстрела вышла лишь половина, но против горсточки бывших советских солдат и их товарищей из местных оказалось почти два тумена, и на их головы выпало почти сто с лишним тысяч стрел.