Отодвинув слюдяную пластину в раме из реек, Земсков выглянул в оконный проем.
Так и есть, кучка бродяг при свете маленького факела колотила в двери соседнего дома — двухэтажной лавки.
— Эй, есть в этой гнилой халупе красотки?! Выходите к нам, мы согреем вас лучше, чем ваши старые мужья! — заорал кто-то на ломаном всеобщем. — У них небось все корешки давно усохли…
«Напились, сволочи!»
Наплевать, конечно, что они ломились в дом, хозяева которого — семья ювелира — уже месяц как съехала в Октябрьск к родне. Но то, что дебоширы позволяют себе безобразничать рядом с казармами городской стражи, нельзя оставлять просто так.
И как назло сейчас он один — все в патрулях и на стенах.
Земсков сорвал с гвоздя трехствольную лупару — очередного ублюдка, вышедшего из Артмастерских. Приказом Макеева нормальное оружие было уже полгода как изъято из вспомогательных частей (хотя теперь вот и эти штуки тоже начали раздавать кочевникам).
Черт, не стрелять же по ним из окна без предупреждения, как… душман какой-то! Он, в конце концов, второе, а если хорошо посмотреть, то и первое лицо в городе. Так что придется спуститься и призвать к порядку страдающую бессонницей сволочь.
Но пока он искал куртку, громилы, наверное, отбив все кулаки о ворота, продолжили путь, горланя какую-то песню…
Пожелав им скорой встречи со стражей, капитан бухнулся обратно на койку. Но лишь прикрыл глаза, как услышал какой-то шум наверху. Точно большая птица села на его крышу и теперь возилась там, устраиваясь на ночлег.
Он прислушался.
Точно — шум, вернее, тихий шорох и скрежет наверху, как будто кто-то осторожно ходит по крыше. Шаг, другой… Короткая перебежка, снова шаги. Нет, не птица. Какому-то придурку взбрело в голову посреди ночи забраться на крышу дома городского воеводы. Это уже не лезло ни в какие ворота! Не иначе, они собираются повесить там дохлую собаку или связанных за хвосты дохлых крыс — как третьего дня на помост глашатая перед ратушей!
Несколько раз ударив огнивом по кремню, он запалил каганец, и в тот же момент на крыше загремело и затрещало, словно бешеные обезьяны решили сплясать там брачный танец.
Придется все-таки выйти и объяснить придуркам, что закон один на всех.
Натянув ичиги и нахлобучив шлем с султаном из гривы белой кобылицы — знак достоинства тысячника, он зажег факел от каганца, распахнул ставни и посмотрел вверх, туда, где по крыше топтался невнятный силуэт.
Холодный ветер пробрал до костей, в разрывах туч мерцало красноватое сияние Луны.
— Эй, — грозно заорал Земсков. — Кому тут жить надоело? Кому лишнюю дырку в башке проделать? Слезай, а то свинцом накормлю…