Чертобой. Свой среди чужих (Шкенёв) - страница 92

— Витя, Ваську к себе в лодку забери.

— А он ее когтями не порвет?

— Втягиваются, как у кошки…

— Хорошо, только ты скажи, чтоб не кусался.

— Не будет — он добрый.

— Ага, — согласился брат. — Мне бы такие зубы, я бы еще добрее стал.

— Не болтай, греби давай!

Резко дернувшаяся вниз и в сторону сетка отвлекла от дальнейших пререканий.

— Щука! — резко выдохнул за спиной Санек. — Тяни быстрее!

— Не учи.

Точно, она, и здоровенная — толстое длинное полено с лягушачьей головой, обросшее по бокам зелеными водорослями. Такую на борт не вытащишь, сразу же зачерпнешь воды — в рыбине не меньше пуда, а то и все полтора. Бьется, выгибается колесом, стараясь вырваться. Не получается, только намотала вокруг себя целый кокон.

— Сейчас я ее веслом приглушу!

— Стой, дурак! Сломаешь!

— Так ведь…

— Греби давай! Правь к пляжу!

Не тут-то было — добыча сопротивлялась минут десять, окончательно запутав сетку. Теперь точно остается только волочить ее к берегу и там разбираться.

Бабах! Удары картечин по бронежилету заставили Лену вздрогнуть от неожиданности, а Санек коротко вскрикнул и упал. Еще выстрел… еще… С шипением и свистом опали баллоны, вода сыто чавкнула, заливая внезапно провалившееся под ногами дно. Где Саня? Что случилось? Кто стрелял?

Жилет тянет вниз — вырваться, схватить воздух сквозь сжатые зубы и рвать ставшими непослушными пальцами пуговицы куртки. Сбросить мешающую шашку… карабин утонул… черт с ними. Где же эти липучки? Дернула на ощупь, извернулась, освободилась от верного защитника, вдруг ставшего коварным капканом, и наверх, скорее наверх, к улыбающемуся сквозь поверхность озера солнышку. Сапоги как гири на ногах, не пускают, сцепились так, как будто уже получили награду от водяного царя за очередную жертву. Глоток воздуха… голенища не даются, щегольские хромовые голенища. Обтягивающие икры, как вторая кожа. Где-то там нож.

Вынырнула окончательно — теперь можно вздохнуть полной грудью. Где Санек? Плеск за спиной. Вот он, держится одной рукой за пустую пластиковую пятилитровку, а другой поднимает над головой ружье. Мокрый рукав от запястья к локтю быстро окрашивается темным.

— Живой?

Запах испуга, злости, решимости. Оттенки боли.

— Нормально я. Кто это был, Лен?

Ответом еще два выстрела. Картечины стегнули по воде, и эхо заметалось между берегами, повторяя грохот дуплета. Тут же — громкий человеческий крик, переходящий в вопль ужаса.

— Саня, плывем в камыши.

— А наши?

Пляж пустой, только зеленеет пятно резиновой лодки. Ни мальчишек, ни Васьки рядом нет.

— Зайдем с другой стороны, посмотрим.