Я смотрел на Спартака. На нем были золоченые латы трибуна Сабиния и короткий красный плащ. Рядом с ним стоял греческий ритор Посидион, с которым я познакомился во Фракии. Он несколько дней жил в лагере VII легиона. Я увидел сидевшую в ногах у Спартака жрицу Диониса с распущенными светлыми волосами. Ее поймали во Фракии вместе со Спартаком и евреем-целителем, который стоял в нескольких шагах позади них.
К нам подошел Курий.
— Вы увидите, как они будут драться и как погибнут. Двадцать раз по двадцать пар. Вы будете последними.
— Я не стану драться, — сказал Сабиний.
— Тогда тебя отдадут женщинам. Их зубы острее, чем клыки льва.
— Что будет с тем, кто выживет? — спросил Вариний.
Курий усмехнулся.
— Разве ты никогда не присутствовал на гладиаторских играх? Разве тебя не приглашали туда, или ты не знаком с Гнеем Лентулом Батиатом? Ты ведь часто бывал в Капуе. Я видел тебя, когда выбирали гладиаторов, которых собирались бросить диким зверям. Ты ведь знаешь, что вопрос жизни и смерти решает не тот, кто сражается, а тот, кто поднимает или опускает большой палец. Здесь решать будет Спартак! Он наш претор, наш трибун, наш консул, предводитель рабов. Он будет решать, жить тебе, Вариний, или умереть!
Я сказал:
— Никто не выживет.
— Боги и Спартак решат, — ответил Курий.
Я пережил тот день и ту ночь, окрашенную кровью четырех сотен римлян.
Сначала они боролись за право завладеть оружием, сложенным в углу поля. Многие, так и не успев захватить его, погибли, сраженные ударами мечей, копий и кинжалов.
Эта резня даже отдаленно не напоминала гладиаторские игры. Это была ожесточенная схватка без правил.
Толпа ревела, бросала камни, а сражавшиеся забывали о том, что они люди, и превращались в зверей.
Каждый старался убить, не заботясь о том, что бьет противника, назначенного ему Курием. Они кидались по несколько человек на одного, кидались на тех, кто только что был их союзником.
Когда на ногах оставался только один человек, толпа кричала, требуя, чтобы на поле вывели следующие двадцать пар. И выживший из первой группы, покрытый кровью, изможденный и раненый, оказывался первым, на кого набрасывались вновь прибывшие. Резня продолжалась.
Когда наступили сумерки, а за ними ночь, Спартак приказал разжечь вокруг поля огромные костры. Вспыхнули факелы. Иногда их бросали в группу сражавшихся.
Некоторые из воинов пытались пробиться сквозь толпу и бежать. Но им не удавалось сделать и нескольких шагов, как на них кидались разъяренные рабы, а через несколько минут на поле бросали кровавые куски их тел.
Иногда сражение превращалось в погоню. Воины преследовали друг друга при свете костров, размахивали оружием и ревели как звери.