Зайка измени… Стоп, стоп. Что же, выходит, он — Филипп — рогоносец? Хм. А если это только баб касается? Как вообще положено считать — если жена связалась с другой женщиной, это измена или нет?
Вот это номер. Филипп обнаружил массу неведомых проблем, которые, может быть, и надуманны, но могут быть и актуальны. Ладно. Сейчас все равно нет времени размышлять. Вот-вот зайдет Дева с водкой… Считаем для простоты, что Зайка не при чем. Любимая, чудесная Зайка! Она так его любит, разве она может быть ему неверна? А он, негодяй, наслаждается тут… притом как извращенно: безо всякой эрекции… выраженно немытый… да еще и пукнувши перед этим… Бр-р! Сволочь я, подумал Филипп, нужно гнать ее в шею, эту проходимку… вот сейчас зайдет с водкой, а я… но как она пахнет… нет, я не смогу… кажется, я влипаю в историю…
Дева зашла.
От ее улыбки на душе у Филиппа стало светло; все стали милы — Дева, и Зайка, и все остальные возможные мужчины и женщины. Ставя на тумбочку подносик с водкой и огурцом, Дева наклонила голову чуть ниже, чем требовало действие; тень недоумения мелькнула на ее лице, едва заметно дрогнули ноздри, нахмурился лоб — заметила, подумал Филипп, что я принял душ, и недовольна. Она определила это по запаху. У нее сверхчеловеческое обоняние. Может, она вообще пришелица какая-нибудь? Обычная женщина не смогла бы так… вытворять такие штуки…
Скрывая уже недовольство, она налила из графинчика. Филипп рывком приподнялся, опрокинул в рот стопку и почувствовал себя лучше, смелей, веселей.
— Скажи, — спросил он неожиданно сам для себя, — ты обожаешь гнусные запахи, верно?
Она усмехнулась.
— Вряд ли Вы знаете, что такое по-настоящему гнусный запах.
— Кстати… почему, когда мы наедине, ты со мной на «вы»? Мы же с тобой как бы любовники.
— Вам хочется, чтобы я была на «Ты»?
— Не знаю, — пожал он плечами. — Просто это немного странно… но и вообще все связанное с тобой немного странно.
— С Вашего позволения, — сказала Дева, — я бы называла Вас Господином. А на «Вы» или на «Ты» — мне все равно.
— Тогда давай на «ты», — решил Филипп. — Чтобы было как в «Белом солнце пустыни».
— Как скажешь, Господин.
— Но ты не ответила на мой вопрос насчет запахов.
— Это сложный вопрос, Господин, — сказала она. — Вряд ли у нас так уж много времени на беседу; если коротко, то я люблю все запахи человеческого тела… а особенно Твоего, Господин.
— М-да, — сказал Филипп и все так же неожиданно для себя признался: — Знаешь, а мне и самому нравятся всякие такие гадкие запахи. Но я думал, во-первых, мои собственные могут нравиться только мне, а во-вторых, я стыжусь этого. Никому не говорю, даже Ане.