У нее проявились критический взгляд на жизнь и своеобразное чувство юмора. Она уже видела мелкие, ранее не замечаемые ею недостатки Отца, не стесняясь их обсудить, а то и вышутить. Эти недостатки наполнили ее отношение к Нему новыми красками. Теперь она не только преклонялась перед Ним, но лелеяла и жалела Его с возрастающей страстью жены или, может быть, матери.
Тема материнства начинала ее волновать. Эта тема, прежде не слишком желанная, все откладывалась на потом, забывалась, как пара кем-то подаренных кукол — дурацких кусков пластмассы, ненужно валявшихся в дальнем углу… Она видела деторождение с точки зрения интересов Царства, а не естественной женской потребности. Незнакомая женщина обращала к ней взор с нескольких фотографий. То была ее мать; глядя на фото, она испытывала темную, стыдную зависть к этой женщине, которой было дано зачать от Отца.
— Отец, — попросила она однажды (теперь, в зависимости от тона беседы, она часто именно так обращалась к Нему), — расскажи мне о матери.
Ей показалось, что вопрос озадачил Отца.
— Ты никогда прежде не спрашивала…
Она равнодушно пожала плечами.
— Как хочешь… Может, Тебе неприятно…
Он задумался.
— Почему ты… почему ты подумала, что Мне может быть неприятно?
— Не знаю. Я размышляла… А вдруг она вовсе не умерла своей смертью, как думают люди. А вдруг это Ты убил ее… Если так, то Тебе может быть неприятно о ней вспоминать.
Он вздохнул.
— Да. Я убил ее. И ты догадываешься почему.
— Потому что она не хотела принять Царства.
— Да.
— Я так и знала. Ты сделал правильно. Иначе она пошла бы и рассказала людям, и нас бы стали преследовать и могли разлучить.
— Что ж… Я верил, что ты поймешь.
Она рассмеялась.
— Глупенький Ты мой Батюшка! Значит, Ты допускал возможность, что я Тебя не пойму?
— Но Мне жаль ее. Ведь единственное, в чем она была виновата — это что она была такая, как все.
Ее смех оборвался.
— Она была хорошая женщина. Просто не понимала.
Ее глаза сузились, превратились в недобрые щели.
— Не понимала, ага… Говоришь, была хорошая женщина? Пизда у нее была хорошая, да?
— Эй, эй, — растерялся Он, — что с тобой? Ты к кому ревнуешь? К покойнице! К своей матери!
— Ты ее, может, любишь до сих пор?
— Дочь, — сказал Он, — успокойся.
Она заплакала.
— Как можно… ту, что вне Царства…
— Ну, вот ты все и сказала. Она вне Царства — что о ней говорить? Ты напрасно и спрашивала.
— Ты прав, — она вытерла слезы. — Как Ты ее убил? Чем именно?
— Может, оставим это?..
— Хочу знать. Скажи, как убил, и оставим.
— Ударил сильно, — мрачно сказал Отец, — и в погреб столкнул, а сам сделал вид, будто упала с лестницы. После стоял перед людьми, якобы горем сраженный. Много всякого перетерпел.