Она опустила голову, прижалась сзади к Отцу, нащупала Его руку и ощутила слабое ответное пожатие. И пальцем Своим Он провел по внутренним складкам ее ладони, что значило — не казнись, будь собой; будь сильной; что бы ни было, Я прощаю тебя.
— Но, но, — сказал участковый, — без семейных сцен…
Он взял Отца под локоть и повлек к выходу. Она вцепилась в Его одежду. Ее стали оттаскивать. Она молча отбивалась. Несколько человек разжали ее пальцы, по одному, и наконец оттащили ее.
— Ишь, зловред какой, — сказал кто-то рядом, — глянь, как испортил девку. Она аж сама не своя.
Она фиксировала происходящее в мельчайших подробностях. Теперь — все. Теперь — Завет превыше всего. Нельзя терять контроль над собой, нельзя возражать. Только хитрить. Запоминать, как было — все это может пригодиться.
Участковый вывел Отца. Люди вышли следом. Последней вышла она — увидеть, как Отца сажают в подъехавшую машину.
Она вернулась в дом. Легла на пол, лицом вниз, и пролежала так с четверть часа. Потом появилась первая мысль. Мысль была — нужно взять себя в руки и думать. Она села на стул, на котором за час до того сидел Отец.
Думалось плохо. Нужно было начать. Он сказал про собаку, про участкового. Не про собаку, а про ошейник. Нужно взглянуть на ошейник.
Но перед тем, как выйти из дома, нужно подумать о средствах защиты. С ней ничего не должно случиться, иначе некому будет выручать Отца. Ее собственная безопасность была теперь важнее всего.
Что ей может грозить? Милиция уехала. Люди — кажется — разошлись. Откуда взялись люди, так много? Откуда взялся участковый? Чтобы собрать такую толпу, не хватило бы получаса, пока они занимались… своим делом (она не могла подумать «любовь» или «ласки», гнала от себя эти понятия, которые делали ее слабой; она чувствовала, что теперь должна будет научиться гнать их от себя).
Их созвали специально. Это был подготовленный план.
Значит, кто-то из всех узнал раньше.
Подсмотрел. Подкрался. Полкана убил, отравил, забрал.
Ошейник порвал, чтобы выглядело правдоподобно. Чтоб она попалась на удочку — верный расчет.
Мотоцикл…
Они и сейчас могут быть рядом, подумалось ей. Наблюдали со стороны, как прогнавшего их человека посадили в машину и увезли. И теперь ждут, когда она выйдет. А если не выйдет, то вломятся в дверь. Не зря же приехали… И после того, что случилось сейчас, никто из соседей и не подумает выйти на помощь.
А если она заманит их в дом, то есть покрутится на крыльце и вернется вовнутрь, оставив дверь приоткрытой, возьмет в руки утюг и из-за угла опустит его на голову первого из вошедших, то ее арестуют за убийство невинного человека, который всего-то навсего заглянул в приоткрытую дверь, желая, может — так скажут они — помочь по-соседски. И она ничем не поможет Отцу.