— И молиться далеко не приходилось ходить, — отозвалась Ана, — кафедраль перед носом.
— И все это тринадцатый век…
— Как же! разгар мрачного средневековья!
Филипп вздохнул, представив себе, как детишки бегали по этой самой площадке, натыкаясь на профессоров в мантиях. Как им, наверно, было весело, как хорошо!
У него уже начался откат. Всякий раз перед поездкой в Испанию сердце его устремлялось вперед, радостно ожидая встречи с женой и с неизведанными дорогами; но едва ли не с первой же сладкой ночи и с первой из этих дорог он начинал думать, что скоро опять домой, опять в гниль и в грязь, и эта мысль укоренялась в нем и начинала точить его изнутри, отравляя остаток радостного путешествия. Вот и теперь было так же. Детишки могли жить здесь десятилетиями, им не нужно было никуда назад. Их дом много веков подряд был обустроен.
— Так что же было в этих закрытых посланиях? — спросил он с досадой, застав Ану врасплох.
Ана вздрогнула.
— Не можешь ты, чтоб совсем ничего не испортить, — недовольно сказала она. — Там было о геенне огненной, о войнах, первой и второй мировой; а еще об атомной бомбе. Доволен?
Филипп устыдился.
— Я знаю, как это исправить, — пробормотал он.
— Я тоже, — отозвались Глазки.
— Так пошли?
— Ага, — кивнула Ана, начиная движение к углу кафедраля. — А смотри, что я еще вспомнила, — зачастила она, желая успеть сказать по пути, — когда в смутное время спасали Москву, да и вообще русское государство, в этом будто бы сильно помогла икона Казанской Божьей Матери, еще со времен Ивана Грозного делавшая много чудес. Эта чудотворная икона хранилась в Кремле вплоть до того же 17-го года, когда исчезла при невыясненных обстоятельствах. А недавно — лет, может, десять назад — ее обнаружили… где бы ты думал?
— Разумеется, в Фатиме, — ухмыльнулся Филипп.
— Откуда ты знаешь? — поразилась Ана.
— Иначе почему бы ты вспомнила?
— Ах ты, хитрец!
Филипп прижал Ану к теплой стене кафедраля.
— Подожди, — жарко шепнула она, — я еще не сказала тебе про чудесные исцеления…
Филипп потянулся губами к Зайкиному рту.
— …а еще как-то раз, на паперти базилики…
Филипп заткнул Зайкин рот.
Они побежали в гостиницу.
О, ¡camino de lengua! первый путь пилигрима-еретика — путь языка от ключичной впадины к шее… затем вверх… извилистый путь по ушной раковине… Camino de manos: путь рук по животу, ответвление на юг, до Севильи… на пленительный, пламенный юг… Второй путь — путь рта, camino de boca: розовые равнины — гладкие, ухоженные… растительность — нежная, и все гуще, все гуще… заросшие реки и тихие заводи, и мягкие утесы, и в выси — сверкающий маленький купол… влекущая черная пропасть… и — землетрясение! и — гром и молния! и драгоценные, редкие здесь дожди…