— В нашей жизни бывает много горя и радостей, — говорил Зыбцев. — Горе — когда погибают товарищи, а радость — когда нам удается выполнить задание с честью. Большой радостью было, когда мы в одиннадцатибалльный шторм, под бомбежкой, все же доводили до Севастополя транспорты. Великой радостью было, когда нам удавалось выбросить десант в тылу врага. Никогда не забуду бомбежку под Новороссийском перед Новым годом. Да, я думаю, и никто из тех, кто остался жив, не забудет. Бомбы сыпались на нас одна за другой. Пулеметы и пушки до того накалились, что, казалось, расплавятся. Корабль накрывало градом осколков, камнями, кирпичом и землей, заливало водой и грязью. На полубаке начался пожар, и мы его с трудом потушили. Новый год мы встречали в море. Перевязали друг другу раны. Заделали пробоины. Разлили по кружкам спирт и подняли тост — единственный тост в ту ночь — за Сталина, за победу!
Лицо у Зыбцева было простое, открытое, глаза ясные, голубые, а подбородок прикрывала небольшая русая бородка.
— В январе 1942 года, — продолжал он, — мы доставляли бензин в Феодосию, освобожденную нашим десантом. Противник наступал на пустой, унылый, похожий на кладбище город. Над нами проносились и рвались в бухте снаряды. Груз наш, сами понимаете, был не из приятных. Стоило одному лишь осколку попасть в бочку… Мы вздохнули легко, когда освободились от груза и взяли на борт раненых. Мороз — двадцать градусов. Ветер крепчал, а корабль был перегружен. Волны накрывали его. Мои ребята ухаживали за промерзшими ранеными, уступали им койки и кубрики. Дошли мы до места благополучно… Что еще рассказать? Первого июля 1942 года мы в последний раз прорвались в Севастополь. Моросил дождь, было пасмурно. Мы шли прямо по минному полю к берегу, чтобы подобрать раненых. Взрывались последние батареи. Мои ребята вплавь доставляли раненых и спасли женщину с двумя маленькими детишками. Мы нагрузили корабль до предела и ушли из горящего города на Кавказ…
Юра спросил, пойдут ли они на боевое траление.
— Да, пойдем.
— Простите, товарищ лейтенант, а вы нас с собой не возьмете?
— Нет, не возьму. Не возьму! — повторил Зыбцев. — Но сегодня мы идем обезвредить блуждающую мину. Я вас приглашаю с собой.
Командир встал на мостик и подал команду. Матросы отдали швартовы. Тральщик оторвался от своего близнеца и пошел в море.
— Вот так же отец выходил на корабле, — сказал Фрол.
— Ты провожал его? — спросил я.
— Да, всегда! В тот раз — тоже. И, ты знаешь, вдруг к вечеру что-то ухнуло. Ухало целый день — ничего, а на этот раз ухнуло — я почему-то о «Буйном» подумал! И мне представилось…