— У вас здесь будет много свободного времени, — продолжал он, — вы ведь в отпуску, не на практике — и я вам советую побольше читать. История торпедных катеров, история нашего соединения, боевые подвиги катерников, наконец, мои личные записи, — показал он на книжный шкаф, — в вашем распоряжении. Вам будет предоставлена возможность походить на катерах. Андрей Филиппович, начальник штаба, подробно вас ознакомит со всем. Русьев — в море, увидите его завтра. А теперь, — сказал он, — идите, разыскивайте своих друзей, знакомьтесь, обзаводитесь новыми.
Он нажал кнопку. Вошел вестовой.
— Проводите товарищей курсантов в сорок третью каюту, — приказал отец. — Обедаете сегодня у меня, — сказал он нам.
Когда матрос и Фрол вышли, отец задержал меня:
— Ты сходил на кладбище?
— Да, перед самым отъездом. Я отнес цветы.
— Хорошо сделал.
Он кинул быстрый взгляд на портрет.
— Ну, иди.
«Дельфин» был не чета тем кораблям, которые служили базой соединения во время войны. Сначала базой был отживший век пароход, после, в Севастополе, — небольшой старый транспорт с каютками, разделенными дощатыми переборками.
Мы прошли по коридору, застланному узорчатым линолеумом, мимо поблескивающих медью и лакированным светлым деревом дверей, спустились по изящному трапу, попали в другой, ярко освещенный коридор. Матрос отпер каюту. Две никелированные койки, одна над другой, письменный стол с настольной лампой, умывальник, кожаный диван, шкафы для белья и платья, иллюминатор, прикрытый васильковой репсовой шторкой. Переборки, видимо, были совсем недавно выкрашены первосортной масляной краской.
— Шикарно, а? — спросил Фрол.
— Замечательно!
Это была настоящая офицерская каюта, удобная и уютная. Я с удовольствием сел в кожаное кресло, упругие пружины которого мягко подались.
— Пойдем, доложимся начальнику штаба, а после разыщем Фокия Павловича, — предложил Фрол.
Мы заперли наше жилище на ключ и поднялись по трапу. Разыскав каюту начальника штаба, попросили разрешения войти.
— Очень рад вас видеть, — сказал Андрей Филиппович.
Он постарел, морщинки разбегались от глаз к вискам и от уголков губ на чисто выбритые щеки. В густых волосах появилась серебряная прядь.
— До чего же быстро бежит время! — воскликнул он. — Давно ли вы были мальчуганами? Мне кажется, это было вчера… — Он покачал головой. Я вспомнил слова Бату: «К закату жизни годы несутся непозволительно быстро и медленно текут в юности, когда человек поднимается в гору».
Нам с Фролом пребывание на старом, замаскированном ветвями пароходе казалось таким отдаленным временем, а наше производство в офицеры — таким далеким, сияющим будущим!