Я готов был кинуться к адмиралу и расцеловать его. Но, вовремя вспомнив, что воспитаннику не полагается лезть с объятиями к начальнику, я сказал:
— Благодарю вас, товарищ контр-адмирал! Очень, очень благодарю вас!
Адмирал поздравил меня и сказал, чтобы я передал привет отцу. «Если он меня помнит», — добавил начальник.
— А теперь идите и одевайтесь, пойдете с капитан-лейтенантом.
Не чуя под собой ног, я побежал в класс.
— Ну что? — спросил Фрол тревожно. — Попало?
— Да нет! Мой отец жив!.. И Гурамишвили живой! Серго приехал из Севастополя и сидит в кабинете у адмирала!
— Да ну? Кит, не врешь? — не поверил своим ушам Фрол. — Где отец?
— В Севастополе! Я к нему на самолете лечу.
— Вот штука так штука!.. Эй, ребята! У Никиты отец нашелся! — закричал Фрол на весь класс.
Все обступили нас и принялись меня поздравлять. У них были такие радостные, приветливые и веселые лица! Пришли и Кудряшов и командир роты и тоже меня поздравляли. Один Бунчиков отошел в сторонку, сел на парту и опустил голову на руки.
— Бунчиков, что с вами? — спросил командир роты, сел рядом с Вовой на парту и стал гладить большой рукой по его коротко остриженной голове. — Ну, успокойся, милый, — в первый раз обращаясь к кому-либо из воспитанников на «ты», проговорил Николай Николаевич. — Ну, успокойся, Вова, не надо…
— Рындин, готовы? — вошел в класс Протасов. — Капитан-лейтенант вас ждет.
— Ты что, уже уезжаешь? — спросил Фрол.
— Нет. Мы идем к Антонине.
И я пошел в кубрик, мигом переоделся и выскочил в вестибюль, где терпеливо ждал меня Серго.
Как я был благодарен ему, что он зашел в училище прямо по пути с вокзала и взял меня с собой! Наверное, отец попросил его об этом, чтобы я узнал как можно скорее, что он жив. По дороге я рассказывал про Антонину и Шалву Христофоровича. Я сказал, что Антонина все время надеялась на его возвращение.
— А отец… совсем ничего не видит?
Услышав ответ, Серго задумался и молчал всю дорогу.
— Пойди ты вперед, Никита, — сказал он, когда мы вошли во двор знакомого дома.
Он отошел под каштан, а я позвонил.
— Открыто, входите! — крикнула из окна Тамара. — А, это ты, Никита? Иди к Антонине, она скучает.
Я поднялся по лестнице. Шалва Христофорович сидел у открытого окна.
— Кто пришел, Тамара?
— Это я, Шалва Христофорович.
— Никита? Входи, дорогой… Антонина, Никита пришел!
Антонина радостно закричала:
— Никита! Пойдем, я тебе покажу… Что-нибудь случилось? — вдруг спросила она с тревогой. — Ведь сегодня не воскресенье, почему тебя отпустили?
Я не знал, как сказать, что ее отец жив и вернулся.
— Ты один? Ты один пришел? — насторожилась она и вдруг закричала: — Нет, ты пришел не один!