Унисоны (Садовский) - страница 19

И узорами окон хранится,
Шифрограммами светится нам.
И читается без перевода
Через век, через тысячу лет,
По истории странной подвода
На пути без конца и примет.
* * *
В Озерках горят дома
Вековой постройки,
На пожаре кутерьма,
Перерыв на койке…
Бродит Бродский под окном,
Ходасевич ходит,
Пушкин с пушкой — в полдень гром,
Эхо не находит.
Достоевский достает,
Пьет чаек Чайковский,
А на Невском идиот
Ищет нос майорский.
Скачут кони, львы рычат,
Фрески, маски, доски,
Барельефы для внучат
Мизерны и плоски…
Першпективы, купола,
Ворота, решетки,
Божья матерь, чья взяла?
Контуры нечетки…
У излучины реки
С подставной Авроры
Разбежались морячки
Все на заговоры.
Белый выбелил в ночи
Серебром останки,
Не умчались палачи
В табор на тачанке.
Задохнулись митинга,
И филон Филонов
Не хрипатит ни фига
Ни с каких балконов.
Киров бросился кирять
Из пуантов потных,
Жданов не желает ждать
Скрип засовов плотных…
Ягужинский стылый дух,
Некрасив Некрасов.
Страсти фитилек потух
На трухе матрасов.
* * *
Как от дружбы дойти до любви.
Креслом бил зеркала режиссер.
И все кутался Храм на крови
В бесконечный ремонта узор.
Чилинзелли в окно заглянул,
Бестолково трубили слоны.
А мне слышался нежный Катул,
А им снились об Африке сны.
Не взирая на вывески лет,
На их красный партийный резон,
Во дворцах по полуночи свет
И хрустальный наполненный звон.
У Аничкова в красном дому
К Белосельской спешили на бал,
Угоревший в картежном дыму
Пушкин руку Россет подавал.
Их движения тень не легла
За решетки тельняшечьих лет,
И поганая власть не смогла
Воспаривших загнать в турникет.
Днем отсюда инспектор ходил
К Демени и спектакль принимал,
Он из марионеток удил
Большевистским чутьем криминал.
Но на вывеске каждой кресты
Жирно ставил хозяин былой
И бросал в опохмелку висты,
И в года, как в Неву, с головой.
Словно видел убогий конец
Неподкупно жестокий возврат.
По истории верный гонец
Возвращает беспечных назад.
* * *
Что за «Красная стрела»,
Что за горькие дела,
Проводница убирала
Чай в стакане со стола.
Кутался в туман перрон,
Обреченно обнажен,
И Глиэр всегда готовый
Заводил свой граммофон.
Ни пролетки, ни такси,
Как обычно на Руси,
Встретят, если ты на кресле,
А проводят — не проси.
В электрическом луче,
Как в ночном параличе,
Шпиль один горит воспетый,
Лямка сумки на плече.
А на тихой Моховой,
На подушке пуховой
Досыпает сон Обломов
Непробудный, роковой.
Дек.1998
* * *
Прожил век, не зная покоя,
Пролетели годы, трубя.
Счастье, ты из себя какое?
Под конец бы взглянуть на тебя…
И заметил бывалый ветер,
Усмехнулся ехидно: — Ишь!
Где-то есть ведь оно на свете!
Ну, не тут — так там поглядишь!
— Ветер, ветер! — Мне так не светит!