Унисоны (Садовский) - страница 5

На первую страницу
навеки их — в небытие!
А там равны и безымянны,
как августовские дожди,
давно ушедшие тираны,
еще недавние вожди.
Реки теченье обозначить
мы можем лишь по берегам,
великими нельзя назначить
река времен диктует нам
Обозначение эпохи
наш неподдельный интерес.
Все возрождается до крохи
и вырастает до небес.
Так из укрытого в подвале
потомки выудят на свет
портреты всех, кто проживали,
и вещи их за много лет.
Приметами земля богата…
Но всем сестрам да по серьгам:
дни Пушкина и дни Булата
навек присвоены годам!
1997
* * *
Жить как будто завтра умереть
это надо попросту уметь.
Это подлый фарс самосожженья,
а гордыню не прощает Бог,
пьянь и смрад — не время разложенья,
а его торжественный итог.
Врите мне статистики и воры
в тронах, креслах, у дверей палат…
Тронут ли нас эти наговоры
знаем все, чем этот сук чреват…
1997
* * *
За годом год и день за днем
По вечной Via de la Rossa
Идут к тахаре босиком
И прикасаются без спроса.
Не пропустить бы лишь им знака
Того, чем в день последний жил…
Но крестный путь его, однако,
Никто еще не повторил.
1998

Унисоны

* * *
Я тебя в строку пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в строфу пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
Я тебя в судьбу пускаю
Больше места не осталось,
Ты заполнила ее.
1998
* * *
Паузы считать и не роптать,
только бы себя не затоптать,
это очень просто — незаметной
для себя в своей гордыне стать.
А когда плывешь ты по судьбе,
не суди, как о ее рабе,
лучше верь, что припасет подарок
за твое доверие тебе.
1997
* * *
Кончаю век
и на закате
достиг предела своего
тщеславен так я стал, что хватит
мне лишь признанья твоего!
И это так неуязвимо,
так абсолютно и тепло,
как в марте тающие зимы,
как капель звонкое стекло.
Там где для нас берет начало
печальной повести конец,
где навсегда нас повенчало
одно стремление сердец!
1997
* * *
Вот и поздно. И решать не надо.
Тайны, встречи — прежнему конец.
Но не смолкла сердца канонада,
если б знать еще, что двух сердец.
Я пошел бы выстрелам навстречу,
опрокинув застарелый страх,
я упал бы лучше под картечью,
почернел бы на чужих устах.
Может, и хотел бы оглянуться
разве не был счастлив я, а все ж…
Я вдохнул бы так, чтоб захлебнуться
счастьем тем, что на меня прольешь…
1997
* * *
И дождик лил, и нехотя плелась
такая скань загадочности дивной…
Ты вдруг из ниоткуда-то взялась,
из вечера,
из воздуха,
из ливня.
И так уже осталась навсегда,
ничуть в материальном не утратя,
и обжигала как бы та звезда,
что с неба вдруг свалилась бы на скатерть.
Я ничего поделать не могу,
И в волшебстве нет моего участья,
но лишь одно — я и теперь не лгу
полуживой от горя и от счастья.
Следующая страница