Церковный обряд продолжается. Из алтаря выходит духовенство, предводительствуемое епископом. Все прикладываются к евангелию в руке отца Стефана, к тяжелому его золотому кресту. Хор снова оглашает собор песнопением. Стоянов косит глаза на миловидных прихожанок в задних рядах, потом недовольно показывает на епископа:
— Пора бы святейшему и закругляться!
Никифоров знает: Кочо не верит ни в бога, ни в черта. А закругляться действительно пора — через час должно начаться заседание высшего военного совета.
— Что-нибудь важное? — спрашивает он.
— Еще бы! Вчера ночью Михов вернулся с восточного фронта!
Епископ поднимается на амвон. В экстазе воздевает руки к куполу храма. С купола, расцвеченный витражами, постно смотрит на мирян лик Иисуса Христа. Генералы привычно крестятся и склоняют головы. Да, пора бы и кончиться обедне: всех их гораздо больше, чем отпущение грехов, интересует, что расскажет о своей поездке по оккупированной земле России военный министр Никола Михов.
Высший военный совет заседает в просторном и строгом зале. Его стены облицованы темным деревом, а одна из дверей непосредственно ведет в кабинет министра. В центре зала — длинный полированный стол. Вокруг него — кожаные кресла. В зале нет ни одного телефона. Никакие события за этими стенами не должны отвлекать членов совета от решения судеб болгарского царства. У каждого из присутствующих свое, строго по иерархии, место. Впрочем, те, для кого открыты двери в этот зал, — все в генеральских погонах: начальник генерального штаба, командующие армиями и начальники отделов министерства. Даже руководителю контрразведки полковнику Недеву вход сюда закрыт. Зал высшего военного совета — святая святых, тайная тайных державы. Никола Михов входит быстро, энергично. Вместе о ним — германский посланник в Болгарии Бекерле.
— Господа, — начинает Михов, когда все рассаживаются. — Как вам известно, мне была предоставлена счастливая возможность посетить главную штаб-квартиру фюрера на Восточном театре военных действий. Я имел беседы с самим фюрером, с его выдающимися фельдмаршалами и генералами и многое увидел собственными глазами...
Члены военного совета слушают Михова с особым вниманием: теперь, через два с половиной месяца после сталинградского краха, всех прежде всего интересует одно: оправится ли немецкая армия от удара? Но министр, поглядывая на германского посланника, бодро рассказывает о железной дисциплине в армии фюрера, о стойкости солдат рейха. Пересказывает жалобы фельдмаршалов Гитлера на суровость зимы, бездорожье и обширность российских просторов. Все это уже слышали прошлой зимой, после разгрома под Москвой... Ага, вот и новое: немцы отмечают, что у русских появилась страшная артиллерия, командиры действуют инициативно, несмотря на морозы и бездорожье, совершают стремительные маневры... Ну если уже сами немцы начали признавать такое!..