Выпрыгнул в окно. Через минуту его пронзительный дискант уже доносился из темноты.
Бланка подошла к окну. Ветер колыхал тяжелые шторы, как волны. Шумел океан. Сквозь листву, дробясь, сочились огни. Скользнул луч прожектора. Далеко внизу, справа, где глухо урчал океан, вспыхивал и гас сигнальный огонь маяка Эль-Морро. Вечный огонь... Сколько кораблей шли на него? Каравеллы, фрегаты, крейсеры, белые дизель-электроходы и яхты... Когда-то Эль-Морро, крепость-форт, боялись флибустьеры, рыскавшие у Антильских островов. Сейчас грозный бастион превратился в кроткий светильник. Но все так же вспыхивает его огонь. Огонь добра или зла? Все относительно. Солнечный свет — добро или зло? Революция — добро или зло? Смотря для кого...
Девушка прислушалась. Высокий голос Хуанито затихал где-то на дальней улице.
— Милый мальчишка... — задумчиво сказала она. — Я смотрю на таких, как он, и мне начинает казаться, что новый переворот для них — благо... Раньше бы они никогда не постигли таблицу умножения.
— Ты уверена, что ему это очень нужно? — отозвалась Мерильда.
— Да. Ведь он станет генералом.
— А тебе нужно, чтобы он умел умножать и стал генералом?
— Не знаю... — Бланка замолчала. Потом с болью проговорила: — Но я хочу понять: зачем все это? Ради чего они все ломают и пытаются строить заново?
— Наивное дитя! — рассмеялась Мерильда. — Они уже разъезжают в наших «кадиллаках» и купаются на наших пляжах. Обычная история.
— А вдруг на этот раз все по-другому?..
Мерильда удивленно посмотрела на подругу:
— Познавай суть. Анализируй. Пей пирамидон... — И вдруг взорвалась: — А с меня хватит! Революция, контрреволюция! Фиделисты! Империалисты! Зверинец! Кутерьма! — Она отбросила кофту, которую держала в руках, быстро заходила по комнате — резко, но увертливо, как тигрица. — Мне не по вкусу ни то ни другое! При Батисте я была первой дамой. Но Луис спал со мной по две ночи в месяц, в остальное время он наслаждался в «Ла Кабанья» — пытал повстанцев и насиловал их невест. Его совершенно не интересовало, что же должна делать я. Потом этот милый Батиста дал деру. Все переменилось. Я стала последней. — Она остановилась. Потом продолжила с тем же напором: — Луис где-то скрывался, но, как и тогда, приползал два раза в месяц, на рассвете. Он скребся под дверью, как собака, провонявший и заросший. — Она брезгливо передернула плечами. — Ему хотелось только сменить белье и нажраться. И так — целых два года! Невыносимо! Я сама была готова задушить его или выдать. Потом его все-таки схватили. Там, в спальне, в постели. Я не жалела. Он был бесполезен...