— Ты дверь-то закрой и проходи, подруга. Пожевать чего к коньячку у тебя найдется?
— Да, конечно.
Как же мне закрыть дверь? Элис ведь увидит нож в моей руке. До чего же глупо!
— Что-то не так? — насторожилась она. — Ты чего на меня так смотришь?
— Просто… — Я спиной навалилась на дверь и медленно закрыла. Щелкнул замок. — Просто у вас очень красивые волосы!
— Да ну их! — Она поморщилась, пятернями зачесывая назад выпавшие пряди. — Надоели до смерти! Давно бы остригла. Мой не дает! — При слове «мой» ее глаза неожиданно потеплели. — Ты, говорит, и без того мужик мужиком, не хватало мне еще у жены бритого затылка! Слушай, а чего ты мне выкаешь? Мы же не на службе. Мне тридцать пять, а тебе сколько?
— Тридцать два. — Наконец-то я избавилась от ножа, незаметно кинув его в раковину. Коньяк я поставила на стол. — Будет осенью.
— Ну, мы ж молодые! — Она по-свойски заглянула в холодильник. — Так, яйца есть. Давай мне на сковородочку пяток, себе — сколько хочешь, и с лучком. Только колбаски сперва обжарь. А я пойду воды в морду брошу. Ну и жарища сегодня!
— Вообще-то яичницу с коньяком… У меня есть фрукты и торт! Мелани говорила, вы… э-э-э… ты любишь сладкое!
— Люблю, люблю! — громко прошептала она, заходя в ванную. — Только не ори, я и так все слышу! Сразу видно, непривычная ты к детям. — За дверью заструилась вода, но нисколько не помешала монологу Элис. — Когда дети спят, надо говорить ровно, без вскрикивания. Тогда им что колыбельная, что разговор. Взять, хотя бы… — Звук сработавшего унитаза не дал мне узнать, кого или что предлагала Элис в качестве примера. — Ничего, привыкнешь! Мелани тебе то что надо! Блондинка, как ты, опять же, да и вообще ангел! Скажи, ангел? — Вытирая руки на ходу, она вышла из ванной.
— Ангел, — согласилась я, радуясь, что справилась с луком и сопутствующей ему влагой из глаз к возвращению Элис и тому, что смыла грим, весьма пострадавший после посещения больницы.
— Ну, я и говорю! А ты волновалась. Мне бы такую сладкую болтушку! А то парни. Конечно, мальчики — работники, большая радость. — Она открыла коньяк, потянулась к стаканам на сушке, жадно поглядывая на зашикавшую на сковороде яичницу. — Но девочка… Косички, ленточки!
— Значит, у вас мальчики? — спросила я, ведь матери любят, когда проявляют интерес к их детям.
— Да, двое. Здоровые, кавалеры! Они у нас с Буже погодки. Мы, конечно, девчонку бы тоже сделали, но уже неудобно было. Буже день и ночь впахивал, лишь бы я училась. Ладно, давай накладывай яичницу, готова! У меня желудок к спине прилип, с самого ранья на ногах! Ты чего себе-то не кладешь? Под коньяк надо посытнее! Я бы вина взяла, да уж больно разговор нам с тобой… — Она выразительно закряхтела и поцокала языком. — Ладно, давай выпьем и поедим сперва. — Она щедро налила по полстакана. — Ну, как наш патрон говорит, за де Голля!