Луи внимательно посмотрел мне в глаза, улыбнулся, приведя в движение полосочку между усами и губами, и аккуратно тронул машину с места.
Без единого слова. Я тоже промолчала. Зачем толковать о каких-то пяти годах, когда впереди вечность? Но внутри я чувствовала беспокойство, и чем больше мы приближались к дому Нестора, тем сильнее меня от этого беспокойства трясло.
Взгляд консьержки — любопытство, недоверие, недовольство плюс недоброжелательность — окончательно выбил меня из колеи. Мои руки задрожали так, что я едва попала на нужную кнопку лифта, а перед дверью Нестора отдала ключи Луи — я бы все равно не справилась с ними.
Мы вошли в квартиру. Огромный холл с мохнатым серебристо-изумрудным ковром. Ворс такой длинный, что ноги приятно провалятся по щиколотку, если снять туфли. Я так и сделала. Луи захлопнул дверь.
— Как ты? — спросил он. — Здесь очень красиво!
— Да, — сказала я. — Все хорошо. — И вдруг зарыдала в голос, бессильно опускаясь на этот самый мохнатый ковер.
— Что ты? Что ты, моя милая, что ты? — Луи моментально встал на колени рядом и прижал мою голову и плечи к себе. — Ну ведь все хорошо. Ты сама сказала, что все хорошо. Нестор поправится, ничего особенно страшного с ним не произошло! Ты просто переволновалась. Ты совсем не виновата ни в чем! Обычная авария. Их каждый день случается миллион! И бывает гораздо хуже — переломы, травмы позвоночника, даже летальный исход. А он всего лишь порезал руки. Все заживет! Ну не плачь! Не нужно! Расскажи мне всю свою беду! Расскажи! Все-все! Я пойму. Тебе станет легче. Поверь мне!
Он гладил мою голову и спину, легко целовал волосы, но ни остановить слезы, ни рассказать ему свою «беду» я не могла. Разве могла я сказать ему, что зарыдать меня заставила жуткая мысль. Глядя на эту шикарную квартиру, я вдруг подумала, что, если бы Нестор разбился сегодня в машине, все это великолепие досталось бы одной мне. Я его законная жена! И мы бы стали жить тут с Луи и Мелани. Она была бы счастлива — она так любит все красивое… И от этой жуткой, предательской мысли мне стало страшно и стыдно. Ужасно страшно и страшно стыдно! А от бинтов под рубашкой Луи пахло больницей… И в этом была какая-то жестокая закономерность — Луи вышел из больницы, а Нестор попал. Конечно, по сравнению с тем, что было с Луи, раны Нестора — пустяки! Но все равно — кровь…
— Нет, Луи, — прошептала я. — Это я виновата! Я дала роману кровавое название, и теперь сплошная кровь вокруг меня! Мне страшно, Луи! Мне так страшно!
— Глупенькая моя суеверная, добрая, милая фея, — он взял в руки мое лицо, приподнял и заглянул в глаза. — От доброй феи не может быть никакой крови, никакого зла! Спроси Мелани, даже она знает, что вокруг доброй феи не может быть ничего плохого! — Луи говорил, его губы двигались, и усы, и эта самая тоненькая полосочка… — Вставай, вставай! Где здесь кухня? Наверняка в холодильнике есть какой-нибудь сок или газированная вода.