— Поцелуй меня…
Он улыбнулся и осторожно поцеловал мои мокрые щеки.
— Поднимайся! — Его усы сделались мокрыми от моих слез и блестели. — Я тебе помогу. — Он потянул меня за руку. — Вставай!
— Не так, Луи. В губы!
На какое-то мгновение он застыл. Глубоко вздохнул. Я увидела, как дрогнул уголок его губ, — наверное, ему еще больно так глубоко дышать, успела подумать я. Обнял меня распахнутыми руками, прижимаясь ртом к моим губам, и мы рухнули на этот самый ворсистый ковер.
Поцелуй был долгим-предолгим. Как вечность, о которой говорил Луи. И во мне все сияло и переливалось. Наверное, вечность тоже так сияет и переливается в безмолвии… Вечность — это что-то такое космическое, что-то, что сияет и переливается там. Ну да, конечно, все, что есть любовь, приходит оттуда, оно живет там, сияя и переливаясь в радужном счастливом безмолвии…
— Еще, Луи, еще… — шептала я.
— Моя, моя единственная… моя самая добрая фея, — шептал он и целовал, гладил меня, но не куда попало, а именно туда и там, где мне было особенно приятно, словно он заранее знал, что надо целовать и ласкать именно — сгиб локтя, шею дорожкой к плечу, бок от талии к коленям… И наш шепот вовсе не разрушал сияющего безмолвия принадлежавшей только нам вечности…
Но почему-то Луи вовсе не пытался раздеть меня и вовсе не торопился приступить к самому главному, словно одежда совсем не мешала, впрочем, она действительно не мешала его нежности. Может быть, в ласке через одежду было что-то неестественное, но это было настолько пленительно и остро — чувствовать через тонкую ткань летнего платья его горячие руки и обжигающие губы. И загадочное прикосновение усов… Но мои руки отнюдь не устраивало, что они не чувствуют живой кожи.
— Еще, еще! — шептала я и начала расстегивать пуговицы его рубашки.
— Не стоит. — Он бережно сжал мои руки, поцеловал пальцы. — Там бинты, тебе будет неприятно.
— И гипс до колен? — задыхаясь от желания, буквально простонала я.
— Нет… — Он отстранился, опустил глаза, перевел дыхание и, смущенно улыбаясь, спросил: — Ты хочешь… Хочешь, чтобы я раздел тебя? Ты… ты уверена?
— Ты странный. — Кашлянув, я облизнула пересохшие губы. — Зачем спрашивать? Да еще в такой момент!
— Я люблю тебя, я не хочу сделать тебе больно!
— Что ты сказал?
— Больно в моральном смысле. Я не хочу, чтобы ты потом сожалела об этом!
— Не то! — Я затрясла головой. — Не то! Что ты сначала сказал?
— Что люблю тебя. Разве ты не знаешь?
— Но ты никогда не говорил мне об этом!
— Но ведь это и так ясно. И потом, у меня не было на это времени, ты же ни разу не навестила меня без Мелани. Для посетителей были и утренние часы.