Рощин достал мобильный, приторно сладким голосом поинтересовался:
— Танечка, заждались? Извините. Книги? Ах, книги. Конечно, конечно. Кстати, у нас с Никитой возникли некоторые обстоятельства, так что вы поезжайте на дачу одна, а мы останемся ночевать в городе. Сейчас таксист за вами зайдет и поможет спуститься вниз. Нет, нет, все в порядке. Не выдумывайте. Мы вернемся утром, к завтраку.
— Порядок, — последнее слово адресовалось Никите.
Они проводили Форд до последнего поворота к дачному поселку и с чистой совестью отправились назад, на городскую квартиру.
Пробежав по комнатам, мальчик замер перед портретом надменной красавицы.
— Мама!
Рощин положил руку на узкое плечико.
— Теперь ты мне веришь? — спросил строго.
— Верю, — восторженно выдохнул Никита.
На следующий день, глядя на хмурую физиономию Татьяны, натыкаясь, то и дело, на ее угрюмое молчание, Рощин понял: Никита проболтался. Мальчику хватило сил сохранить одну тайну, две — было уже выше его сил.
За ужином Таня сидела, не поднимая глаз, и почти ничего не кушала. Никита грустно ковырял вилкой блинчик с мясом. Маша капризничала. Даже Алла Аркадьевна, добрая душа, хмурилась, не одобряла поступков Рощина.
Андрей сам обострил ситуацию:
— Таня, я хотел бы с вами побеседовать. Когда вам удобно?
— В десять вечера, — сухо уронила секретарша.
Ровно в десять в дверь кабинета постучали.
— Да, пожалуйста.
Опираясь на костыли, Таня добрела до дивана. Села, неловко выставив вперед ногу. Подняла безучастный взгляд на Рощина.
Тот мысленно восхитился. Железное самообладание.
Он ожидал упреков, обвинений, скандала. Однако, мадам изволили молчать. Ладно, хмыкнул Андрей, посмотрим кто кого.
— Сколько страниц вы уже напечатали?
— Сто.
— Мало. Хотелось бы больше.
— Я постараюсь увеличить темп.
Все-таки ему удалось задеть ее. На щеках вспыхнул румянец, пальцы, сжатые в замок, побелели.
— Собственно это все, — Рощин милейшим образом улыбнулся.
— Все? — вскинула брови Татьяна.
— Все.
Не костыли, наверное, Таня убежала бы сейчас. Не подчиненное положение — сказала бы резкость. Волнение и злость отразились на красивом лице. А глаза, как у больной собаки, сочились горестной беспомощностью.
— У вас вопросы? Я слушаю, — теперь Рощин изобразил безучастие.
— У меня есть вопросы! — процедила Таня. — По какому праву вы вторгаетесь в мою жизнь? Зачем приручаете Машу? Зачем морочите голову Никите? Он требует, чтобы я вспомнила вас и рассказывает невероятные истории о том, как счастливо мы жили когда-то. Я не знаю, как объяснить ему, что вы пошутили. Не представляю, как избавить ребенка от лишней боли.