Мы пили крепкую русскую водку, вытравляли в душе дьявола химическим способом, Денис тянул через соломинку «Цинандали», и вокруг постепенно вспыхивали огни и звучали радуги. Гелка, впрочем, опять рычала над унитазом как могучее животное. Рафик прокомментировал: «Вы слышите рев раненого мастодонта из палеозойской эры,» — и стал наигрывать знакомую грустную мелодию, мягко педалируя. На полочке пианино пошло стояла рюмка водки, совсем как в декадентском кабаке. Закончив музыкальную цитату, Раф подошел к Денису, похлопал его по плечу и вымолвил почти патетически: «Веселись, юноша, во дни юности своей». Рафик имел обыкновение выдавать высокопарные цитаты, и чаще всего не к месту. Было душно, я поднял жалюзи, и в комнату вплыла огромная африканская луна. Бледная Гелка прошептала: «Боже, какая страшная луна».
— Луна, — повторил Рафик и брякнул клавишей. Звук облетел Вселенную и опять повис в воздухе. — Почему ты пишешь стихи, Андрей?
Я растерялся перед тривиальным вопросом. Я и сам не знал, откуда приходят ко мне эти странные облака с музыкой и детскими голосами. Как печально, что есть душа, почему она никогда не находит покоя? Я хочу быть волшебником или, хотя бы, фокусником. Может статься, что только из скромности я не показываю главного своего чуда. А вдруг я могу воскрешать мертвых, откуда вы знаете? Вы не верите? Я опять молчу. Из скромности. Поэзия стала моим дыханием, а остановка дыхания равносильна смерти. Интересно, кому или через кого я буду диктовать безымянные стихи после своей физической смерти? «Да такие писатели, как ты, пишут в аду судьбы людей,» — кто-то сказал мне в тон грязным голосом. Бельчонок сопел рядом, а я смотрел бы и смотрел на его детский профиль.
Я чувствовал, что опять
спускаюсь
в ад…
— Дорогой мой Андрей Владимирович, вы ведете себя как мальчишка, из нашей клиники еще никто не убегал, да и что бы вы стали делать в жутком Лондоне? Вы посмотрите на себя в зеркало — какой страшный покойник! От вас же все шарахались! — доктор рассмеялся и подкатил мне кресло. — Садитесь, успокойтесь, выпьете что-нибудь?
— Да, водки. Или джина. Или чего там у вас заведено подавать новоприбывшим?
— Так водки или джина?
— Того и другого. Без тоника.
— Господин Найтов, с вашим банковским счетом я бы вел себя увереннее.
— Не издевайтесь, садист. Лучше скажите, как вы собираетесь меня мучить? Что вы сделали с Денисом, и настоящий ли это был Денис?
— Какой еще Денис? Что вам приснилось?
— Сами знаете, какой Денис, — тот мальчик, в зубоврачебном кресле, которого вы при мне накрыли черным тюлем, это был настоящий Денис Белкин или:?