— В умеренной дозе, экселенц. Да, наследник. Но он ещё очень молод. Для вас не новость — её величество вправе назвать преемника, не считаясь со степенью родства. Любого из фамилии, способнейшего… Мудрый указ покойного монарха.
Вот тебе перцу, — подумал князь. Чересчур обнадёжить — продешевить. Морщится дипломат, действительно горького хватил.
— Значит, всё-таки… Слухи, выходит, имеют почву. Однако, если вы употребите старание…
— Увы, я не могу продиктовать ей завещание. Я намекнул однажды… Она ответила весьма гневно, что умирать не собирается. Дай Бог ей многих лет жизни.
— Многие лета, — подхватил посол. — Ах, как вспомню!.. Я был в ужасе… Счастье, что при ней оказался Рауш. Иначе… Кто знает, мой друг, все мы смертны.
Грустно потупился. Затем, словно очнувшись:
— Его императорское величество желает добра России. И вам лично, принц. Случись непоправимое, он не хотел бы видеть Карла Фридриха… в качестве регента при малолетнем царе.
— А кого хотел бы?
— Скажу вам прямо. Вас, мой друг. Он полагает — вы сумеете обуздать герцога. Только вы… Сохраните стабильность в России. Интерес также и наш, мой принц.
Регент… У Данилыча перехватило дыхание. Сколько раз мысленно произносилось… Правитель, что ли? Не то, не то… Регент — звучит как песня, как победный марш. Регентом был во Франции герцог Филипп Орлеанский, десять лет властвовал безо всяких тайных советов, вельможи пикнуть не смели, самодержцем был, по сути…
— Ценю бесконечно… Польщён чрезвычайно…
Ликование, распиравшее его, сдерживал изо всей мочи.
Регент… Услышал заветное. Глас судьбы… Подмывало обнять, расцеловать троекратно милого улыбающегося пророка.
— Мёд, перец, — Рабутин откинулся. — Ах, да — и уксус. Ваш повар чудо. Он покажет моему Леонарду. А фазаны, которых мы ели на обрученье вашей дочери… Простите моё любопытство, вы отвергли Сапегу? Это правда?
— Да, неудачно сложилось… Жених повёл себя по-мальчишески. Между нами…
— Разумеется, мой принц. Но это для всех очевидно. Никто вас не осуждает. Что ж, вы расстались с поляком, так обратите вниманье на Вену!
Данилыч пробормотал благодарность. Регент, регент… Приятство цесаря многое значит.
— Или кто-то уже на примете? — улыбка посла стала лукавой. — О, пардон! Я нахально вторгаюсь в семейные тайны.
Цесарю любопытно и это?
— Невеста свободна, — сказал Данилыч, и дипломат, подняв руки, изобразил восторг.
— Оповестите громче, на всю Европу! Принцесса Мария очаровательна. Для неё Гименей не поскупится, клянусь вам. Она украсит ваш герб.
Встал довольный, румяный, отяжелевший. В прохладных сенях, проводив его, князь ощутил приторность. Сладок сегодня Рабутин, сам мёдом мажет. Политика есть обман. Однако, входя к Дарье, сказал с порога: