Русский транзит (Барковский, Измайлов) - страница 19

Итак, собрал я свои запасы, прошел мимо кухни к кладовке, поставил коробки на пол, открыл тугой замок и…

… Посреди кладовки был труп. Борюсик! Толстый кооперативный ребенок с красной лужицей под головой. Кровь уже запеклась, потемнела. Или это у меня в глазах сразу потемнело? Сюр-приз!..

Хорошо, что я был достаточно пьян, потому реакция несколько замедлена: «Доктора! Немедленно доктора!».

Прикрыл дверь, склонился над Борюсиком, присмотрелся. На челюсти, слева, большое пятно. А вот затылок… Затылок был разбит вдребезги. Ни один доктор на свете, даже мой Резо Чантурия, ничем бы уже не помог Борюсику, Борису Быстрову, с понурым виноватым клювом и… таким затылком.

Глава 2

Протрезвел я моментально. Никакого «антиполицая» не потребовалось. Главное, не суетиться. Сначала – дверь на улицу, с черного хода. На засов!

Милицию? Исключено. Достаточно я сегодня пообщался с капитаном Карначом. Вызови я ментов, ни единого шанса не останется. Все идеально вписывается в его схему: я самая подходящая фигура, чтобы раздуть дело, передать в суд (благо и расследовать толком ничего не надо – все вписывается), получить очередную звездочку или должность. «Благодарю за службу, капитан (майор?) Карнач!» – «Служу…» Ура!

Зазвать бригаду «секунд»? Нет. Этот охамевший сопляк и дешевка не упустит случая утвердиться за счет кого угодно. А в данном случае – за счет меня, гиена-трупогрыз. Объявит убийцей, и добивайся потом. Рано или поздно я добьюсь, но «рано или поздно» может продлиться лет пять-шесть, что никак не входит в мои планы. Вероятно, в милиции есть и толковые, честные парни, даже наверняка есть, но сейчас не самый подходящий момент для постановки эксперимента: «Эксперимент показал, что среди следователей имеются вдумчивые благородные Шараповы». Эксперимент-то на мне, на бывшем тренере, спортсмене-каратисте, ныне швейцаре с сомнительными (а как же!) связями. Занялся шантажом, был вызван в правоохранительные органы, куда поступило заявление от потерпевшего; отпустили с миром до поры до времени, настрого предупредив; а он, поддав, занялся разборкой с потерпевшим и сделал из него окончательно потерпевшего, окончательно и бесповоротно. Эх, Борюсик, Борюсик…

Да, я – идеальная фигура для показательного процесса в пору науськивания: проклятые кооператоры-рэкетиры-толстосумы, довели страну на семьдесят втором году до разорения, нет для них ничего святого, по трупам пойдут, уже идут, глядите-глядите! Глядим-глядим! Видим-видим! У-у, погубитель!

А оставить все как есть, закрыть бар и уехать? Нельзя. Труп за ночь не дематериализуется, а я последний, кто уходил. И причин у меня для превращения Бориса Быстрова в труп более чем достаточно. С точки зрения ментов, конечно. Но именно их точка зрения перевесит. И я немедленно окажусь в «Крестах». Далее – по известной схеме, а через несколько месяцев окажусь на строгой зоне, откуда вернусь лет этак через двенадцать. А с моим характером вообще не вернусь, скорее всего.