На пути мне никто не попадался. Ни Бездна, ни Земля.
Никто.
Я начал думать, что я — не только последний из Бремени, но и последний из Земли. Что Бездна добилась своего и истребила нас на корню.
Что я остался один.
В то утро, когда мне пришла в голову эта мысль, я стоял на берегу реки, смотрел по сторонам и видел только себя, только 1017-го с вечным железным клеймом на руке…
Я зарыдал.
Упал на землю и зарыдал.
Тогда-то меня и нашли.
Они вышли из деревьев по другую сторону дороги. Сначала их было четверо, потом шестеро, потом десятеро. Я сразу услышал их голос, но мой собственный голос только начинал возвращаться, только начинал говорить мне, кто я, после того, как его отняла Бездна. И я подумал, что это я сам зову себя, что это мой голос зовет меня к смерти.
И я бы охотно пошел.
Но я увидел их. Они были выше, чем любой из Бремени, и шире в плечах, а в руках у них были копья. Я понял: это воины, они помогут мне отомстить Бездне и воздадут людям за все плохое, что нам пришлось вынести.
Они послали мне приветствия, которые я толком не понял, однако по ним я догадался, что их копья вовсе не для войны, а для рыбной ловли. Передо мной стояли простые рыбаки.
Рыбаки.
Не воины. Им не было дела до Бездны. Они не жаждали отомстить за жестоко убитых братьев. Они пришли порыбачить, узнав, что Бездна забросила эти края.
Я рассказал им, кто я такой. Я говорил с ними на языке Бремени.
Они страшно удивились, даже отпрянули, но кроме этого я почувствовал…
Неприязнь. Мой пронзительный голос резал им уши. И мой язык.
Они страшились и стыдились того, что я собой олицетворял.
Они замерли всего на короткий миг, а потом сразу бросились на помощь. Они в самом деле подошли, они помогли мне встать и захотели услышать мою историю, которую я пересказал на языке Бремени. Они слушали с тревогой, гневом и ужасом, слушали и строили планы, куда меня повести и что делать дальше, и все это время заверяли меня, что я — один из них, что я вернулся домой, что я в безопасности.
Что я больше не одинок.
Но сначала был шок, была неприязнь, был ужас и стыд.
Наконец-то я нашел Землю. Вот только она боялась ко мне притронуться.
Меня повели в лагерь далеко на юге: сквозь лесную чащобу и через холмы. Там, в замаскированных хижинах-луковицах, жили сотни таких, как я, — их было очень много, и голос их звучал так громко, что я едва поборол желание развернуться и убежать.
Я выглядел иначе: ниже ростом, худощавей, лишайник на моей коже был другим, да и сама кожа имела другой опенок белого. Их еда была мне незнакома, я дивился их общим песням и тому, как они спали все вместе. Далекие воспоминания о голосах Бремени пытались меня подбодрить, но я чувствовал себя чужаком — я и был чужаком.