— Да, нормально. А зачем вы спрашиваете? — Мэтью на секунду задумался, к чему эти вопросы. — Даже если мы вчера немного и перебрали, но с кем не бывает. — Англичанин решил, что Смиту донесли о его пьянке вчера, и он ушел в глухую оборону от таинственного начальства.
— Перебрали? Вы упились? — Поинтересовался Смит. — И как русский?
— Да он держался лучше меня. Хотя и его порядочно развезло. — В целях сохранения реноме ответил обтекаемо Мэтью. «Кто же донес? И какая ему, черт возьми, разница как я провожу свое время?».
— Ясно. Тогда извиняюсь за беспокойство. Отдыхайте после вчерашнего отдыха. — В тихом голосе ощутимо послышалась злая усмешка, но чтобы ее расслышать пришлось напрячь весь слух.
В трубке раздались короткие гудки. Бэррингтон захотел выругаться, но не стал делать этого при портье. Во-первых, имидж аристократа не позволял. Точнее — его остатки. Во-вторых… А вдруг и портье доносит все Джону Смиту? Узнал же он как-то о вчерашнем загуле? И вряд ли ему понравится ругань в свой адрес.
Поэтому офицер молча положил трубку на место и, кивком поблагодарив портье, вернулся в свой номер, желая продолжить лечение льдом, выбросив из головы столь неприятный звонок от противной ему фигуры Джона Смита. «Интересно, какое у него настоящее имя?» — только мелькнула у него напоследок мысль, которая иногда посещала его при раздумьях о личности этого человека.
Рябов же, дочитав очередную главу в книге, задумчиво перекурил, пытаясь окончательно перевести для себя значение некоторых авторских оборотов. «После интеллектуального труда, надо бы уже и размяться». И с такой простой мыслью вышел в коридор, отправляясь во дворик.
«Сегодня жарче, чем даже было» подумал Александр, приступив к тренировке, и скинув с себя рубашку. Он на всякий случай огляделся, не смутит ли он каких-нибудь англичан, но никого не обнаружил. Разминался он всего около получаса. Конечно, он думал заниматься подольше, однако выжигающие солнечные лучи навевали на него лень и желание присесть в тени пальмы и потягивать колу. «Пристращусь еще к буржуйскому образу жизни» внутренне усмехнулся Александр, но сил перебарывать жару у него больше не было. Поэтому он без сожалений прервался и повернулся к плетеному стулу, на который он кинул рубашку.
На соседнем стуле сидела какая-то женщина лет тридцати, и внимательно смотрела на Рябова. «Опять не заметил кого-то. Уже второй раз за день. Нехорошо» — укорил себя капитан и подошел к стулу, накидывая на себя рубашку.
— Прошу извинить, леди, если я вас смутил своей разминкой. — Чопорно произнес Рябов, обращаясь к ней.