— Александр! — безапелляционно ответствовал Миша.
Главный цвет — красный, главный поэт — Пушкин, главное животное — собака, главный фрукт — яблоко…
Что главнее, глаза или губы?
Для сходства, — конечно, губы. Губы главнее всего!
Главный город — Москва. Главнее Ленинграда. Военные главнее штатских. Учителя главнее воспитательниц. Илья Муромец главнее Иван-царевича. Лётчики главнее моряков, моряки — главнее пехоты.
Конечно, Сталин главнее Ленина. Во-первых, Сталин — военный, с усами, с погонами, а Ленин — вообще лысый. А во-вторых, Сталин молодой, а Ленин уже старый и умер давно, Миши ещё на свете не было, и даже папа только через два месяца родился. Сталин главнее всех-всех. Королей, царей, богатырей, большевиков, меньшевиков, главнее самых главных на земле…
Но тут начались гудки, и Миша мгновенно сосредоточился на самой главной сейчас мысли: «Не пошевельнуть пальчиком!» Именно на пальцах он сосредоточил всё своё внимание, и пальцы стали тяжёлыми и как бы чужими. Гудки были длинными и печальными, и Миша стал представлять, что станки и поезда, троллейбусы и грузовики, «Победы» и пешеходы замерли, как его пальцы. Потом он стал думать о том, что случится, если он всё-таки пошевелит пальцем, и гудки сделались как бы неслышными, исчезло шмыганье носов, покашливание, и в этой давящей тишине Миша встретился со строгим взглядом Сталина, и Сталин был недоволен, как будто он догадывался об этих неправильных Мишиных мыслях.
Вдруг резкий стук воскресил гудки и другие звуки. Девочка из младшей группы, стоящая как раз напротив Миши, потеряв равновесие или просто от легкомыслия, с треском уселась на подпиравший её ноги стульчик и весело рассмеялась.
Раздался звонкий хлопок подзатыльника, и рёв потерпевшей заглушил траурные гудки.
И опять потекли дни, насыщенные событиями.
В пятницу крутили диафильм «Дядя Стёпа», в диаскопе громко лопнула лампа, все вздрогнули, а Валентина Борисовна тоненько взвизгнула. Все долго хохотали, даже потом, когда уже не было смешно, так что даже пришлось уговаривать, «чтоб уже замолчали уже!»
В субботу за Мишей поздно пришли, и он вместе с другими четырьмя такими же сидел в коридорчике между вестибюлем и кухней, где всегда пахнет борщом, и жевал хлеб с маслом. Каждому, за кем опаздывали, выдавался такой узкий чёрный кусок с белым цилиндриком. Это у поварихи была такая машинка, которой она выдавливала масло на хлеб в виде толстого кружка, цилиндрика. Его потом долго и нудно приходилось размазывать по хлебу ручкой от ложки, но вкусно было — во!
В воскресенье Миша чихал и кашлял, и мама решила совершить над ним ингаляцию.