Мне позвонил Ежов. Сказал с каким-то торжеством в голосе:
– Ну что, тебя не пустили в Париж? Действительно, нечего тебе мотаться по заграницам. Ты заходи завтра ко мне, я тебя определю на другое место. – И засмеялся.
Я решился позвонить моему другу. Ответил Поскребышев. Насмешливым тоном сообщил:
– Товарищ Сталин занят и просит его не беспокоить.
Я понимал, что это означает.
Честно говоря, я не очень боялся ареста. Меня уже арестовывали при царе. Я не боялся, потому что после Революции провел большую часть жизни на Западе, занимался разведкой и не мог представить, какую тюрьму создал мой заботливый и великий друг. Я не понимал (точнее, старался не понимать), что кровь Тухачевского в кабинете Ежова имеет прямое отношение и ко мне. Я думал только о том, как противно будет смотреть на торжествующую рожу карлика. Я простился с женой и дочуркой и поехал на Лубянку.
Помню, вошел в кабинет Ежова и изумился: огромный стол выдвинут в центр, за ним – Ежов и двое следователей, я их видел в наших коридорах. Они играли в карты.
– Садись с нами, товарищ Фудзи, – пригласил Ежов.
Я сел за стол.
– Выпить хочешь? Великолепный коньяк. Такой в Париже тебе не по карману! Вчера арестовали твоего начальника, бандита и иуду Ягоду. Вот протокол обыска читаем и удивляемся. Сколько же он наворовал! – и он стал читать протокол: – Вин разных – тысяча двести двадцать девять бутылок. Ничего себе! Коллекция порнографических снимков – три тысячи девятьсот четыре. Антикварных изделий – двести семьдесят штук… Контрреволюционная троцкистско-зиновьевская литература – пятьсот сорок две книги. Берег их книги, хранил все, что касалось мерзавцев, – и, усмехнувшись, постучал по тарелке, стоявшей между бутылок. На ней лежали две пули. Поймал мой удивленный взгляд. – Не помнишь? Я ведь при тебе докладывал товарищу Сталину. Это пули, которыми расстреляли мерзавцев Зиновьева и Каменева. Их тогда забрал подлец Ягода. А я их забрал сегодня у него. – Он посмотрел на меня в упор. – Можешь потрогать. Исторический сувенир.
Трогать я не стал.
(Никому не принес удачи этот «сувенир». И карлику в будущем придется понять, что то были не просто пули, а эстафетная палочка смерти, которую эти глупцы усердно передавали друг другу под смех моего великого друга.)
Пока я рассматривал пули, под столом вдруг кто-то начал осторожно… расстегивать мою ширинку.
Я дернулся, опустил руку. Рука уперлась в маленькое личико, в густые волосы.
Ежов покатился со смеха:
– Мы играем в две игры – в карты и в это.
Он просветил меня. Игра в «это» заключалась в том, что «барышня» во время игры в карты делала минет кому-то из играющих. Задача была «продемонстрировать подлинную большевистскую стойкость» – не показать возбуждение. Задание для остальных – вычислить «счастливчика». Тот, кто неверно показывал, выбывал из игры. И это в нашей стране с официальной пуританской моралью!