Она сверлила его взглядом.
Он не сразу сумел ответить:
— Конечно.
После этого оба молчали до тех пор, пока не миновали горы со стороны Санта-Паулы. Лиз включила радио и поймала программу, где играл струнный оркестр.
— Вам нравится классическая музыка? — спросила она. — Чик ее ненавидит.
Роджер не отводил взгляд от дороги. По обеим сторонам росли деревья. Мимо проносились дома и узкие объездные дороги. Земля вокруг была ровной, плодородной и всюду возделанной.
— Не сердитесь на меня, — сказала Лиз.
— Я не сержусь.
Но даже он сам понимал, что ответ прозвучал обиженно. Роджер был огорчен как ребенок. Как какой-нибудь малолетка.
— Не спорю, было бы приятно где-нибудь остановиться и страстно предаться любви, забыв обо всем. Но я не буду этого делать. Вы мне очень нравитесь. С самого начала, с того мгновения, когда я впервые увидела вас. Вы были на холме около футбольного поля, мы вас увидели, и миссис Макгиверн еще спросила, кто это. Но… во-первых, я боюсь Вирджинии и вашей матери.
— Тещи, — поправил Роджер.
— И Чика боюсь.
— Я тоже, — признался он.
— Я хотела поехать с тобой, я специально поехала, сказала Чику, что за детей беспокоюсь. Когда мы ехали в ту сторону, я всю дорогу думала, что будет на обратном пути, когда мы будем без мальчишек, вашего и моих.
Он молчал.
— Который час? — Дрожа, Лиз взяла его за руку и приподняла рукав, чтобы посмотреть на часы. — Полпятого. Можно где-нибудь остановиться на час. Но не больше.
— И что мы будем делать?
— Я позволю тебе угостить меня выпивкой.
— Хорошо, — согласился он.
— Когда въедем в Санта-Паулу, поверни направо. Там, в стороне от дороги, есть кафе и бар. Укромное место. Там нас никто не узнает. Это не у самой дороги, не придорожная забегаловка.
Лиз вдруг подвинулась на сиденье, он почувствовал ее пальцы на шее, потом ее рука легла ему на плечо.
— Так лучше? — спросила она.
— Не стоит.
Она отстранилась.
— Роджер, не надо рассказывать все жене, ладно? Кое-что можно держать в секрете, если это важно… если это действительно тайна.
— Конечно, — согласился он.
Лиз выглядела встревоженной, раздираемой двойственным чувством.
— Может быть, я совершаю чудовищную ошибку. У тебя ведь это было на уме? Хочу быть уверена. Ты ведь для этого приходил к нам вечером? Ты ведь это специально устроил, да? Скажи, хочу услышать это от тебя.
— Да, — подтвердил он.
Так ведь и было: он должен был пойти на это.
— Мне не по себе, — сказала Лиз. — И как подумаешь — ни к чему хорошему это не приведет. Может, у нас получится встречаться иногда на час-другой, только что с того?