За несколько кварталов от своего дома он сошел с автобуса и заглянул в парикмахерскую[15]. Все кресла были заняты. Везде сидели мужчины, они читали газеты и курили. Он снова махнул рукой и ушел. Зайдя в бар на другой стороне улицы, он заказал бутылку пива.
Он пил пиво, но ему не хватало ощущения парикмахерского кресла под собой, лосьонов для волос и горячего влажного полотенца, не хватало уюта. Парикмахерская была видна ему из окна, он все смотрел туда и, когда ожидавших в очереди стало меньше, снова перешел улицу.
— Меня побрить, — велел он парикмахеру, когда подошла его очередь. — И постричь тоже: и то, и другое.
Он позволял себе бриться у парикмахера только один раз в год: это была ни с чем не сравнимая роскошь. Он откинулся в кресле и закрыл глаза.
Некоторое время спустя парикмахеру пришлось разбудить его.
— Чем вам спрыснуть волосы? Просто водой?
— Нет, — сказал Роджер. — Каким-нибудь из этих масел, что так хорошо пахнут.
Парикмахер дал ему понюхать несколько флаконов, и Роджер выбрал тот, что понравился ему больше всего.
— В гости, наверное, собираетесь? — спросил парикмахер, втирая ладонями масло ему в волосы. — Будете благоухать, могу вас заверить, а женщин, по-моему, именно это и привлекает.
Роджер расплатился и вышел из парикмахерской в гораздо лучшем настроении. Он и не помнил, сколько лет назад его щеки и подбородок были такими гладкими. Так хорошо меня еще никогда не брили, думал он, шагая по тротуару. Повсюду автобусы закончили развозить рабочих, и ему приходилось пробираться сквозь их толпу. Люди молча спешили домой. Мимо все проплывали и проплывали их лица, пористые, покрытые щетиной, пока он не зашел в бар, в котором уже не раз бывал. Почти час, сгорбившись над столом, он пил пиво и размышлял.
В минуту отдыха с ним заговорил бармен:
— Вам не приходилось видеть, как конь бегает задом?
— Нет, — рассеянно ответил он.
— Готов поспорить, это и невозможно. А вот человек может бегать задом.
Сидевший рядом рабочий в черной кожаной куртке и стальной каске вставил:
— Если бы он попробовал, то смог бы побежать задом.
— Черта с два, — отрезал бармен. — Ему не будет видно, куда двигаться.
Допив пиво, Роджер встал со стула, пожелал окружающим спокойной ночи и медленно направился к выходу.
На улице стемнело. Свет фонарей беспокоил его, и он прищурился. Положив очки в карман пальто, он постоял, протирая глаза. «Что же дальше?» — уже в который раз спрашивал себя он. И снова вспомнил Тедди, и Ирва Раттенфангера, и песенку «Bei Mir Bist Du Schön», которая была популярна, когда он и Тедди стали встречаться. Как-то вечером они танцевали под «Дипси Дудл» в придорожном кабачке в Мэриленде — в то время он неплохо, черт возьми, танцевал. Странно, что Вирджиния, которая когда-то была танцовщицей, не любила танцевать. Только раз они с ней сходили на танцы. С координацией у нее что-то не то, думал он, ступая на тротуар. Отсутствует чувство ритма. Почему? Непонятно.