Кэролайн знала, что между братьями и сестрами могут вспыхивать серьезные конфликты. Более того, она испытала это на собственном опыте, особенно с Мэри-Энн, общительный характер и необычайная красота которой долго не давали ей покоя. Но со временем Кэролайн переросла зависть к сестрам и нашла силы в себе самой. Как ни печально, леди Мод, по всей видимости, так и не нашла себя, потому что, по иронии судьбы, была слишком увлечена именно собой. Предметы зависти становились для нее врагами, мишенью ненависти, потому что она была чересчур эгоистичной и не могла трезво оценить качества, которыми обладала сама.
— Но больше всех этих проблем, вместе взятых, — с чувством, почти с жаром проговорил Маркэм, снова беря Кэролайн за руку и тем самым вырывая ее из плена задумчивости, — моей сестре Мод было противно сознание того, что у нее нет врожденного дара. Она овладела садоводческим искусством, могла заставить растения зеленеть, а сады цвести, если у нее была охота потратить на это время, но это было пределом ее возможностей и никогда не давалось ей легко. А Мод хотела жизни легкой.
— Но врожденный талант невозможно измерить, — спокойно возразила Кэролайн. — Многие известные ботаники испытывают трудности при выращивании цветов…
— Как раз об этом я и говорю, моя дорогая, — перебил ее сэр Альберт. — Я один из таких ботаников, а ведь мое имя, простите за нескромность, известно по всему миру. Но Мод была ненавистна мысль, что у нее нет природной склонности к ботанике, и она просто-напросто не хотела приложить усилия, дисциплинировать себя и учиться, как учился я. Она возмущалась, что ее успехи зависят исключительно от нее самой, а причину того, что со временем становилось ее неудачами, видела во мне. И винила меня.
— А еще своих детей, — уныло сказала Кэролайн.
— А еще своих детей, — тихо подтвердил сэр Альберт. — Всегда легче выместить гнев, обижая тех, кто мал, зависим и находится под твоим полным контролем.
Кэролайн не представляла, что сказать в ответ на эту печальную истину.
Маркэм вздохнул и отпустил ее руку.
— В любом случае я покинул ее и Мирамонт, который по праву принадлежал мне, около тридцати пяти лет назад, потому что не мог больше выносить ее обидчивости. Мод любила манипулировать, и если у нее и был какой-нибудь дар, то он заключался в ее способности заставить любого человека чувствовать себя виноватым. Мои родители чувствовали себя виноватыми, поэтому они построили для нее эту теплицу. Однако работал в ней я, и она заставляла меня чувствовать за это вину. Я был ботаником, но отец отдал теплицу Мод.