Сенин, сидевший до сих пор подперев руками голову, вскочил:
- Не говорите, что она умрет и что я ее убил, иначе я сейчас пойду и покончу с собой!
- Ничего вы не сделаете, - ответил Янковский спокойно, загородив ему дорогу. - Попросите свою мать, чтобы она с вами пошла домой и привела хижину в порядок, смыла бы кровавые следы вашего поступка, которые обвиняют вас. Когда приедет доктор, мы вас позовем, и вы ему скажете всю правду. Мы на вас не заявим, и ваша мать, конечно, тоже, а жена будет молчать - из-за страха перед палачом, из-за боли и стыда. Если ее раны не смертельны, Бог вас пощадит еще раз.
Когда мужчины вернулись на кухню, Сенин действительно попросил свою мать пойти с ним домой. После обеда пришел врач и сказал, что состояние бедной женщины очень опасно. Он обрадовался, узнав, что Янковский согласен оставить ее у себя, особенно когда Аннушка показала ему комнату, где хотели положить больную. С Сениным врач очень строго разговаривал. Он подтвердил слова Янковского и добавил: "Хорошо, если ваша жена останется в живых благодаря Аннушке". Врач предложил в случае ухудшения состояния немедленно доставить больную к нему, чтобы установить, нет ли у нее внутренних повреждений.
Для Аннушки доктор нашел помощницу - невестку учителя - профессиональную сидел-ку из службы социального обеспечения. Та очень хвалила Аннушку, называла ее прирожденной сиделкой и жалела, что, закончив гражданскую школу, она не смогла продолжить обучение. Аннушка многому смогла научиться у своей помощницы. Правда, трудно сказать, кому из них двоих совместная работа принесла больше пользы.
Аннушка не скрыла от девушки, как счастлива она со Христом. Сиделка была легкомысленным, но добрым человеком. Она лишь посмеивалась над отсталостью крестьянской девушки. И все же рассуждения Аннушки не оставили ее равнодушной. Из любопытства она по вечерам участвовала в домашнем служении. Этот Иисус, к Которому они здесь обращались, был для нее чем-то совершенно новым, особенно ее поразила мысль, высказанная Янковским, что Иисус, хотя и невидимо, живет с ними и слышит все их просьбы. Сиделка ценила Янковского как незаурядного человека, который духом и разумом своим значительно превзошел свое окружение. В его доме действительно старались жить так, как повелел Христос. Они приняли к себе бедную больную как родную сестру; и не только ее, но и этого несчастного пьяницу. Она слышала, как Янковский, когда староста Милов распорядился, чтобы жандарм взял сапожника под стражу, сказал: "Надо ли нам осуждать своего земляка, если он хочет исправиться? Не лучше ли дать ему работу, чтобы он добывал свой хлеб? Всем вам, умеренно пьющим, угрожает та же опасность - потерять человеческий облик. Когда-то и Егор Сенин пил умеренно, но уже его отец, кровь которого он унаследовал, был пьяницей.