Великий князь погиб в результате взрыва бомбы — этот разорвавшийся «зимний шар» и запомнился Леонову.
Террористический акт совершил переодевшийся в крестьянское платье член петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса, член партии эсеров и её Боевой организации Иван Каляев. В том же году он был повешен в Шлиссельбургской крепости.
Убийство могло состояться двумя днями раньше, но Каляев тогда не бросил бомбу в карету, увидев, что рядом с великим князем сидят его жена и малолетние племянники.
Стоит напомнить, что незадолго до этого, 9 января, в Санкт-Петербурге случилось Кровавое воскресенье — массовый расстрел шествия рабочих, направлявшихся к государю с петицией о своих нуждах.
Об убийстве великого князя шестилетний Лёна услышал в тот же вечер, в доме у своего деда Леона Леоновича, куда его привезли испуганные родители.
О деде своём по отцовской линии писатель вспоминал чаще, чем об отце. И, несмотря на приведённые выше свидетельства отца о Леоне Леоновиче, «старике старого закала», державшего сына «в ежовых рукавицах» и сжигавшего в доме все книги, помимо духовных, симпатии внука Лёны очень часто — да, пожалуй, всегда — оказывались на стороне деда.
Колоритной фигурой был этот дед: «исключительной суровости и доброты», по словам Леонида Леонова. Как можно заметить, по сравнению с Горемыкой-отцом, сын его воспринимал деда несколько иначе: Максим Леонович никакой доброты в своём отце не ведал.
Позже, в 1930-е, Леонов писал, что у Леона Леоновича была «крохотная лавчонка» в Зарядье. Никакая не лавчонка, поправим мы, а нормальная бакалейная лавка с большой вывеской «Леоновъ» по адресу Зарядьевский переулок, 13.
В лавке торговали самым разным товаром: и съестное было там, и нитки, и керосин, и мыло, и табак.
Дед лавку надолго не оставлял, и даже родную деревню позабыл по той причине. Но жена его, бабушка Леонида Леонова Пелагея Антоновна, сельский дом свой не бросала и каждую весну уезжала в Полухино. Часто, в летнее время, ездил туда с братьями маленький Лёна — к дяде Ивану Леоновичу. Всю жизнь он помнил деревенские ярмарки, свадьбы и высокую рожь — по крайней мере, именно такой она казалась ребёнку: высоченной, шумящей по-над головой… Осенью дети возвращались в Зарядье.
О Зарядье надо говорить отдельно: это московские легендарные места; именно здесь будущий писатель получил свои первые впечатления.
В доме деда Леона всегда было обилие самых разных запахов. Порой очень вкусных: в бакалейной лавке жарили колбасу «рубец» в кипящем сале на газовой горелке и тут же продавали её. Дед сам делал горчицу в пачках, сам солил огурцы, и от самого деда шёл дух терпкий и аппетитный.