Демоническое сомнение.
Мы были прокляты лишь потому, что родились.
Так почему же я так твердо придерживалась правил, которые не очень-то ко мне и относились? Почему бы мне не взять от жизни то, что могу, пока еще есть время? Это не имело никакого отношения к тому, что требовал от нас Фарзуф. Но это имело неоспоримое отношение к тому, кем мы с Кайденом стали друг для друга.
— Нет, Кай, — всхлипнула я, выгибая спину под его горячими пальцами. — Не останавливайся.
Его лицо оказалось снова передо мной, наши губы двигались в безумной гармонии.
Мои руки, оставив его волосы, прошлись по его твердой груди, потом ниже к кубикам пресса, вокруг талии и снова вверх к его спине. Я прижала его к себе. Я не могла поверить, что это происходило.
Волнение и страх перемешались в моей крови.
А затем возникло… смятение.
Он бормотал что-то, чего я не могла разобрать. А потом замотал головой.
Я притянула его к себе снова, но Кайден отстранился, оторвал от себя мои руки и прижав их между нами.
Я подняла свои бедра навстречу ему и с удивлением почувствовала сопротивление.
Что происходит?
— Мы не можем, — едва прошептал он.
— Кай?
Он оттолкнулся от меня, и это оказалось невыносимой пыткой.
Я предприняла последнюю попытку вернуть близость, потянулась к нему, но он превратился в недвижимый камень.
— Проклятье! Энн, пожалуйста! НЕ ДВИГАЙСЯ.
Я застыла, тяжело дыша и пристально глядя в его потемневшие голубые глаза, пока он не оторвал от меня взгляд.
Он перекатился на бок и встал с кровати, мучительно увеличивая расстояние между нами. Застонав, Кайден ухватился за волосы обеими руками, затем начал ходить по комнате, качая головой.
Его кроваво-красный знак пульсировал также сильно, как и моё сердце.
Я села, в полной мере осознавая и чувствуя дыхание холодного воздуха на своей пылающей обнаженной коже.
Схватив подушку, я прижала ее к своей груди в плотном объятии.
Каждый дюйм кожи, который он целовал, как-будто горел огнем. Отказ холодной волной накрыл меня с головой, превращая моё тепло в лед. Сказать, что он не будет моим парнем — это одно.
Но это?
— Ты не хочешь меня.
Столь жалкое признание было бы лучше оставить не произнесенным.
Он застонал снова, на сей раз громче, и сел на корточки, упираясь кулаками в глаза. Он страдал от невыносимой боли. Это было очевидно.
Я хотела дотронуться до него, но понимала, что не могу.
— Не делай этого. — Его голос был отрывистым. — Это был единственный… самый трудный поступок, который я когда-либо совершал в своей жизни.
Он снова поднялся на ноги, и вид его тела заставил мое сердце биться быстрее.