— Могу поверить. Я не ранил себя с тех самых пор, как был маленьким ребенком, так что не волнуйся.
— Ты играешь с ножами с самого детства?
— Когда мне было семь, я вернулся домой из школы после моей первой драки с братом девочки, которую я поцеловал на площадке. Мой отец вручил мне складной нож и предложил мне научиться защищать самого себя, потому что в жизни еще предстоит немало… столкновений.
— Он хотел, чтобы ты использовал оружие в школьных потасовках? Против детей?
— Нет, нет. Просто подготовка для того времени, когда я стану старше, как сейчас.
— И это он научил тебя пользоваться холодным оружием?
— Нет, я обучился самостоятельно, практикуясь. Мой отец не использует оружие. По крайней мере, не физическое. Он использует внушение, чтобы выходить из любой ситуации, и, конечно же, у него есть другие демоны, которые прикрывают его спину.
— Тебе когда-либо приходилось нож использовать в деле?
— Несколько раз. — Его тон был легкомысленным, как будто это мало что значило. — Только телесные раны. Нет нужды кого-то убивать. Это не мой грех.
Он моргнул мне и быстрым движением сложил нож.
Время сменить тему.
— Ты был испуган, когда твои чувства начали усиливаться в сумасшедшем темпе? — полюбопытствовала я.
Он перевернулся, заложив руки за голову и скрестив ноги.
— Испуган? Нет, я знал, что это должно случиться. Я так понимаю… ты ничего не знала.
Я покачала головой, а он продолжил.
— Пять первых лет моей жизни отца для меня не существовало. Но за неделю до моего шестилетия он явился домой, чтобы просветить меня по поводу всех «экстраординарных изменениях, которые должны будут навсегда отделить меня от человечества». — Он скопировал отцовский серьезный тон. — Он научил меня, не только как контролировать каждое из чувств, но и как использовать их, чтобы манипулировать людьми в нужных целях. Я быстро учился. Я хотел… угодить ему.
— И как… получилось? Угодить?
Он поднял глаза к потолку.
— Даже если и угодил, то он никогда мне этого не говорил. Но, после моего тринадцатилетия, он стал задерживаться дома чаще, все больше и больше вовлекая меня в свою работу. Я думал, что это значит, что он гордится мною. Я чувствовал себя полезным.
— Значит, когда он уезжал, у тебя была няня или кто то, кто тебя растил? — Я представила Мери Поппинс, учащую его манерам.
— У меня было много гувернанток, но они все были слишком заняты мыслями о моем отце. Он лично следил, чтобы именно так все и было. Ни одна из них не задерживалась больше года, в среднем шесть месяцев. Когда гувернантки становились слишком назойливыми, их меняли на новых. Отец очень быстро терял к ним интерес. Вот она… расплата за пряничный домик.