Портнова тяжело задышала, приумолкла и, посидев так с полминуты, вновь вернулась к своему рассказу. Голос ее все дрожал:
— Не знаю, как я выдержала. Хотелось бежать, но ноги не слушались меня. Человек в темном словно пытал меня своим молчанием. Я уже хотела кричать, как он наконец заговорил, прямо через шарф. Чувствовалось: говорил каким-то не своим, глухим голосом. Помню, сказал: «Я не желаю тебе зла. Не стану ни убивать, ни грабить. Но за твоим муженьком числится должок. И ты должна заплатить его мне…»
«Кто вы? Какой должок? Что он такого сделал?» — пыталась выяснить я, но человек в полушубке был непреклонен и продолжал твердить свое. За ним, мол, числится должок и если ты хочешь, чтобы я оставил тебя и его в покое, то должна сейчас же пойти за мной и сделать то, что я скажу…
Вы знаете, я не верила в происходившее. Думала, может, это просто сон или видение какое. Но это все было наяву. Я прямо заявила незнакомцу, что никуда с ним не пойду, если даже он будет бить меня. Но он бить не стал, а сказал просто: «Хорошо, возвращайся домой и подумай еще раз. Если надумаешь, то приходи завтра сюда в это же время. Не придешь — жди беды…»
Я не помню, как добралась домой, как вбежала в комнату и упала на кровать. Хорошо еще, муж был в командировке, а дети спали, не видели ничего… Всю ночь я бредила, а утром немного успокоилась и пошла на работу. Я никому ничего не рассказывала. Даже мужу. Ни на какое свидание с незнакомцем, конечно, не пошла. Старалась все скорее забыть, но такое, оказывается, не забывается…
Следователь придвинул стул ближе к креслу, в котором сидела Портнова:
— Евдокия Ивановна, а вы не угадывали в «призраке» кого-либо из своих знакомых? Может быть, он был похож на кого-то. Может быть, одежда…
— Да что одежда! — беспомощно вздохнула она. — У нас в таких полушубках и шапках полпоселка ходит. Буровики все же… Нет, нет, я не узнала его ни по одежде, ни по голосу…
— И все же, почему вы не решились рассказать о происшедшем мужу?
— Видите ли… — она облокотилась на боковину кресла, подпирая рукой голову. — Все, что случилось, выглядело слишком странным и необъяснимым… А потом как-то улеглось, забылось… О происшедшем я рассказала мужу только сегодня, после похорон. Не знаю, какое оно может иметь отношение к нашему несчастью… Может, и никакого. Это уже, наверное, вам решать. Я рассказала все, ничего от вас не утаила.
— Не сомневаюсь, — кивнул следователь, — но позвольте задать вам еще один вопрос. — Этот намек на должок… Что может служить поводом для подобного разговора?