После трех лет, проведенных в Полоцке, где во сне и наяву старался Юргис не пропустить знамений, ожидая, когда возвестят они свободный путь домой, однажды узнал он, что во вновь отстроенный Ерсикский замок ко владетелю Висвалду прибудет тевтонский епископ Альберт. Там, перед лицом князя полоцкого, заключат они мир и соглашение о беспрепятственном торговом пути по Даугаве от устья до истоков. Тогда посланцы из Ерсики стали созывать разбросанных по всему Полоцкому княжеству латгальских юношей. И Юргис на большом русском струге под парусом доплыл до Ерсики. До места, где ветер носил пепел над городским пожарищем и пристанскими сваями.
Но отстроенный замок уже оживал. Восстановлены были бревенчатые дубовые, заполненные глиной, укрепления, пахло свежим деревом от срубов владетельского и дружинного домов, от церкви с высокими, из перекрещенных бревен, звонницами, амбаров, оружейной кузницы, складов. А на месте сожженного города виднелись пока шалаши и землянки да один-два деревянных домика под лубяными крышами — обиталища корабельщиков и сборщиков пошлины. Зато на кладбищенском холме на месте вырубленных зеленели уже молодые березки, дубки, липы.
В городе осели кузнецы — оружейники и мастера по трудовому снаряду, стекловары, литейщики колоколов, ткачи, сапожники. В знакомой мастерской постукивал молоточек златокузнеца. Часто-часто, словно дятел на сухой сосне. И лишь ее не было — той, что стояла перед глазами Юргиса все проведенные на чужбине годы.
Юргис помогал отцу, звонил в тонкоголосые, дешевого литья колокола во временной церковке, поставленной ка пепелище, и вслушивался в толки стариков о том, что предвещают облака на заходе солнца и крики ранних птиц, о чем шепчет листва на кладбищенском холме. И ждал…
А потом пережил еще одну жуткую, в вихрях пламени, ночь. На этот раз тевтоны напали из-за Даугавы, откуда всегда приходили литовские друзья, родичи жены Висвалда. Налетели на замок неожиданно, как осенняя буря. Палицы и мечи косили и мужей, и стариков, петли, пеньковые веревки душили женщин и детей. Душераздирающе кричали ограбленные и бросаемые в огонь. Однако церковный домик сразу не тронули, и пастырь воспользовался этим. Вместе с Юргисом втиснулся он в полуобвалившийся подземный ход, что шел от сожженного прежде висвалдова дворца; был этот ход вырыт в давние времена для спасения людей правителя в грозный час. Проползя под землей, пастырь с сыном выбрались на поверхность уже по ту сторону укрепления, на берегу реки. Пользуясь темнотой, добрались до лесного селения на краю большого болота, где собрались уже уцелевшие от полона люди из знатных родов, из купцов, из литовских поселенцев — торговых гостей с их челядью. Спасшиеся были как бы не в своем уме и почти сразу же начали препираться: кого винить в беде? И почему тевтоны преступили мирный договор?