Стукнули засовы, со скрипом отворились ворота. Веревка, за которую тащили, ослабла и упала, чьи-то руки сняли с головы мешок. Юргис огляделся. Были они в полевой риге с закопченными стенами и кольями для сушки снопов. Миклас и Степа оказались рядом. Всех троих окружали бородатые, длинноволосые люди.
— Развяжите! — донесся с гумна низкий, привыкший повелевать голос.
— С березанской стороны брели. Разнюхивали проход. Одеты оба не по-нашему. И кольчуги на них, — спешили рассказать схватившие.
— Развяжите! — повторил голос.
— Нельзя вязать человека веревкой, что плетена для скотины! — вмешался в разговор Степа. — Если веревку свили, чтобы привязать козу в загоне, то нельзя ее пускать в другое дело. Дух веревки, силу ей дающий, за это отплатит. И тому, кто так делал, и тому, кто позволял.
— Ты, хорек! — прикрикнул один их бородачей.
— Помолчите! Юнец молвит святую правду. Нельзя кидать веревку в лужу, нельзя ею связывать ноги свинье. Веревка отплатит, накличет беду!
Сказавший это был старик, сухой, но высокорослый с ровно обрезанными по плечи волосами, с окладистой седой бородой, кустистыми бровями, синими, но неподвижными, словно внутрь себя устремленными, глазами. Высокие белые онучи на ногах были крест-накрест обвиты кожаными ремешками, одет он был в длинную посконную рубаху, перехваченную узорчатым поясом, в полотенце шириной, с пышными, как ботва у редьки, кистями. Старец нес на плечах бремя самое малое трех веков.
«Старейшина селения… старец… прорицатель?»— гадал Юргис.
Старец следил за действиями своих, не выпуская из виду и Степу. Казалось, хотел убедиться, что отрок не произносит вредоносных заклинаний. Парень все же был наряжен в шкуры, а шкуры летом надевают разве что колдуны.
— Откуда знаешь, что веревка мстит, если пускают ее в дело, ей не назначенное? — спросил старец Степу.
— От ведуна, постигшего солнце и тьму.
— Откуда вы родом? Зачем рыщете в наших исконных землях? — нахмурился старец.
— Вовсе не рыскаем мы, — возразил Степа, укрываясь, однако, за спины Юргиса и Микласа.
— Святая правда. Мы не лазутчики, — подтвердил Юргис. — Шли, чтобы прийти к добрым людям. К таким, что живут в мире, вкушают плоды земные и не делают ничего, что идет земле во вред.
— Ищете, кто живет в мире? — повторил старец. — Однако на самом тебе и на земляке твоем надеты поверх нательных кольчужные рубахи. Кто сеет хлеб, тот не шатается вокруг чужих поселений, не разъезжает заодно с правителями крепостей и с разбойниками в балахонах с крестами, не угоняет стада мирных людей, не взламывает амбары, не обирает сети и верши, не хватает жен и детей!