— В Евангелии подобного нет. Хотя ты изобразил и святой крест, — сказал епископ. — Однако в неведении твоем нет идолопоклонства. Ерсикский иерей покорно просил обучить его сына письму. В скриптории святой Софии книжник просветит тебя, если от сердца хочешь служить святой троице.
— Хочу, — подтвердил Юргис, не поняв, впрочем, что значит «служить троице».
— Да будет воля его. Тебя окропят святой водой, оденут как служителя божия, а братия святой Софии уделит тебе от хлеба своего… — и епископ коснулся золотого креста на груди.
Дальше жизнь пошла, как если бы брел он по занесенной снегом дороге. Жил Юргис в тесной, как лисья нора, келье, носил рясу и ежедневно ходил в церковное книгохранилище. Учился читать православные божественные книги.
В тот раз Юргис пробыл в Полоцке неполных четыре года. Выучился понимать и нараспев читать людям слова Евангелия, научился разбираться в скоплении корявых литер на разбухших от многолетней сырости страницах. И выводить омоченной в краске тонкой кисточкой из конского волоса киевские буквы, помогая братии, переписывавшей редкостные книги.
В монастыре он начал постигать и необъятность населенного мира. Самая быстрая птица может лететь годы, но так и не долетит до пределов его, до места, где свод небес сходится с земной твердью, колыбелью и могилой всего живого.
Узнал Юргис также, что за полоцкой землей простираются бескрайние русские земли, со многими, манящими торговых и ремесленных людей, богатыми и могучими городами. Дальше лежат обширные пастбища, а если миновать и их, взгляду путника откроется необозримая водная гладь — теплое море, на берегах которого возвышаются окруженные каменными стенами сказочные города с белыми дворцами и храмами. Узнал: неправда, что во всем мире судьбы людские определяют Мать Земли с Небесным Отцом, девой Марией и святыми угодниками. Книжники, приезжие из киевской Софии и Царьграда, рассказывали о далеких, лежащих под южным раскаленным солнцем землях, где люди имеют другой облик и молятся иным богам. И что еще дальше, за владениями девяти государей, находятся моря, в которых вместо воды течет горячий песок, а за ними — на удивление богатые пахотные угодья. Среди камней в том краю блестит чистое золото, в глубине вод сверкает жемчуг. Еще узнал Юргис в монастыре, что в особых хранилищах полоцкого скриптория содержатся привезенные из сказочных далей, высеченные из камня и убранные драгоценностями боги и герои — бородатые и молодые, все как живые по облику. А в княжеской сокровищнице — чужеземные кубки из золота и серебра и роскошные вазы с поющими золотыми птицами. И чудесные свирели и кокле, чей звук так прекрасен, что услышавший его как бы лишается разума. И что у полоцких знатных и торговых людей есть множество серебряных и бронзовых кружков, на которых изображены лица грозных бородатых людей, и ценность, этих кружков такая же, как у кривичских, литовских или латгальских денег, серебряных гривен и обручей.