Тридцать шестой (Виленский) - страница 106

В глубине души Шемихаза ликовал: не зря он затеял это предательство (ну а как еще назвать?). Предстояло открыть что-то неизвестное, а могло ли быть большее наслаждение, чем познание неизвестного?

Но внешне он оставался совершенно спокоен, за бесстрастное выражение лица многие считали его высокомерным.

— Ну что ж, — решительно сказал он, — спускаемся. Будет интересно.


Действительно, женщины поразили их больше всего. И разведчик оказался прав: когда ты смотрел на них, то внутри росло какое-то странное чувство. Что-то щемило, хотелось казаться лучше, сильнее, мудрее, хотелось бесконечно слушать, как они смеются, видеть их глаза, которыми они умели так стрелять, что самые могучие воины оказывались бессильны перед этими стрелами.

Но впереди их ждало еще много удивительных открытий.

Вы когда-нибудь слышали вопли утоляемой страсти, которые одновременно издают четыреста человек? О, Шемихаза понял, почему его так тянуло вниз, к этим людям. Тягучее, ни с чем несравнимое наслаждение, которое он испытал, когда смешливая девица затащила его в шалаш и, упав на землю, раздвинула ноги и повалила его на себя — это наслаждение заставило его зарычать, завопить, застонать. И вместе с ним рычали, стонали и вопили двести воинов, им вторили двести прекрасных девушек, впиваясь зубами в их шеи и ногтями — в их спины.

А с вершины Хермона взлетели орлы, поднятые этим могучим рыком, огласившим долину, и начали описывать круги, пытаясь рассмотреть, что же такое случилось этой ночью в спокойном и тихом распадке меж горными хребтами.

Оглушенный, опустошенный до звенящей пустоты, плохо соображающий, Шемихаза выполз из шалаша и уставился в звездное небо, пытаясь понять, что с ним сейчас произошло. Из соседнего шалаша выполз Езекиэль, уселся рядом с начальником, точно так же уставился в ночное небо.

— Что это с нами было, Шемихаза?

— Не знаю. Но прекрасней этого до сих пор со мной ничего не случалось.

Помолчали, отдышались.

— Правильно мы спустились, а, Езекиэль?

— О чем речь, Шемихаза!

И они снова замолчали, продолжая переваривать происшедшее и боясь расплескать то, что теперь навечно хранилось у них внутри, в хрупком сосуде сердца.


Они взялись за дело споро, по-военному, как привыкли. Нельзя было допустить, чтобы те, кто приносил им столько радости, жили в таком унизительном невежестве. Работа нашлась всем.

Шемихаза учил собирать целебные травы и корни, показывал, чем они отличаются друг от друга, какое действие вызывают, от чего может помочь полынная настойка, а чему может научить золотой корень.

Хермони, главный специалист по чарам, объяснял начальные основы магии, колдовства и, как ни странно, учил и кожевенному ремеслу. Теперь шкуры животных не выбрасывали, а стали шить из них одежды, спасающие от холодного ветра.