— А как часто?
— Случается. Скажем, Нострадамус — вот он был как раз такой случай. Тоже долго бился в истерике, понять ничего не мог, рыдал, а потом сказал, что желание у него одно-единственное и после его исполнения он готов исчезнуть из материального мира. Он хотел увидеть будущее далеко вперед. Ну ему и показали…. Кстати, если у тебя будет такое же желание, я его не исполню. После бедного Мишеля категорически запрещено открывать будущее даже ламед-вавникам. Очень печальные последствия могут быть.
— Какие?
— Да как у Нострадамуса. Восемь лет, не отрываясь, писать все, что ему было открыто, чтобы поделиться со всем человечеством, предупредить его и попытаться исправить. В общем, праведник — он всегда праведник. А потом испугаться того, что могут сделать с этим знанием не праведники, зашифровать все эти обрывки из отрывков до полного исчезновения смысла и быстро, практически бегом, уйти из материального мира.
— Умереть, что ли?
— Для всех он умер. От подагры. В шестнадцатом веке очень распространенная болезнь, никаких подозрений.
— А на самом деле?
— На самом деле просто перешел в другое состояние, вот и все.
— Понятно. Я тоже перейду в другое состояние?
— Со временем — да.
— И когда случится это «со временем»?
— Когда ты сам захочешь.
— То есть?
— То есть когда ты достигнешь полного и безусловного счастья, когда у тебя не будет больше никаких желаний, никаких стремлений, ничего такого, что держало бы тебя в этом материальном мире, ты навсегда останешься в этом состоянии. Вот и все.
— «Остановись, мгновенье, ты — прекрасно!», что ли?
Наташа внимательно посмотрела на меня. И как-то так посмотрела, что мне не понравилось. Совсем не понравилось. И снова, как и утром, стало страшно. Очень страшно. Мне никогда не было так страшно.
— Если ты хочешь знать, тот, кого вы называете доктором Фаустом, — точно такой же сбой в программе ламед-вав.
Подлинная история
Генриха Корнелиуса Агриппы из Неттесгейма,
более известного под прозвищем Доктор Фауст,
рассказанная Иоганном Георгом Бределем
в трактире города Виттенберга
Прошу милостивого господина меня великодушно простить, но я так слышал, вы расспрашивали про доктора Фауста и хотели знать его историю? О, сразу видно благородного человека! Если ваша милость будет столь великодушна и угостит старого Ганса кружечкой пивка — здесь варят отличное пиво! — то я с удовольствием изложу вам все доподлинно и досконально, ибо кому же не знать-то все доподлинно и досконально, как не Иоганну?! Я, ваша милость, восемь лет верой и правдой служил доктору, верой и правдой, как говорится, не за страх, а за совесть.