Тщательно собрав все крошки, завернув их в тряпицу, Иларион набрал воды в свою легионерскую баклажку и решительно встал:
— Ну, брат Прокл, не буду вам со старцем мешать. Мне еще с ним много и долго беседовать, если это можно назвать беседой, времени у меня немерено. А тебе, пожалуй, стоит поторопиться.
— С чего это мне надо торопиться? — удивился Прокл.
— Смертный ты, — просто сказал Иларион и, не дожидаясь естественного вопроса, зашагал вниз, внезапно исчезнув среди скал.
Почти сразу же из пещеры выполз Антоний:
— Ушел?
— Ушел.
— Ну и слава Богу. Надоел.
Антоний устроился на камнях поудобнее, задрал голову к солнцу, неожиданно улыбнулся беззубым ртом:
— Погода хорошая. Не жарко.
— Да, — осторожно поддержал разговор Прокл. — Хорошая…
— Чего хотел-то? — добродушно спросил отшельник.
— Да как жить дальше, хотел спросить. Я не знаю. Запутался.
— А чего тут знать? Что, старые друзья обманули, служат мамоне и власти земной вместо власти небесной? Ну так это нормально. А чего ты ждал, что все прямо такие подвижники окажутся и подвиги веры будут совершать? Нет, конечно. Это удел избранных. А человек слаб и грешен. И не просто слаб и грешен, а очень хочет быть и слабым, и грешным. Зато потом как сладко-то грехи замаливать да утверждать, что благодать на себе почувствовал, очистился, мол.
— С ними понятно. А мне как быть?
— А ты чего хочешь?
— Служить Ему хочу. Как и ты.
— Так и служи, кто мешает-то?
— Мир мешает. Люди мешают. Слабость моя мешает. Не знаю я.
— Уйди из мира. В миру и я не смог бы. А так — красота. Хлеб есть, мало, но мне хватает. Вода есть, слава Всевышнему. Укрытие в непогоду есть, славное такое, летом прохладно, зимой тепло. А лишнего мне не надо. Мне необходимого достаточно. И ничто мыслям не мешает. Кроме этого болтуна, вот же навязался на мою голову!
Прокл немного подумал и решился.
— А мне можно с тобой остаться?
— Нет. Нельзя.
— Почему?
— Потому что ты — лишнее. А мне его не надо. Там, где больше одного, начинаются отношения. Мне же отношений с Создателем хватает с лихвой, людских отношений не нужно.
— А как же Иларион? — ревниво спросил Прокл.
— И он мне не нужен, не знаю, как прогнать. Прилип, собака, не оторвешь. Как только ни гнал, чем ни забрасывал, как ни унижал, ни обижал — сидит на камне, что твой гнойный чирей на заднице. А ведь он знаешь кто?
— Кто?
— Посланник.
— Чей? — спросил, холодея, Прокл, хотя ответ он уже знал.
— Врага рода человеческого. Для искушения мне послан под видом спасения. Думает, мол, поддамся на посулы да и пропаду душой. Но не на такого напал.